Путевой дневник. Путешествие Мишеля де Монтеня в Германию и Италию

В пятницу, 7 июля, рано утром я отправился взглянуть на cascine [или молочные фермы] Пьетро де Медичи, удаленные от города на две мили[738]. У этого вельможи там огромные угодья, которые он сам оценивает и нанимает туда каждые пять лет новых работников, которые забирают себе половину урожая. Земля там очень плодородна для злаков, есть и пастбища, где держат всевозможные виды животных. Я спешился, чтобы осмотреть все особенности дома. Много людей заняты изготовлением сливок, масла, сыров, и у них есть для этого вся необходимая утварь.

Оттуда, следуя по равнине, я прибыл на берег Тирренского моря, где с одной стороны увидел Леричи, а с другой, еще ближе, Ливорно, замок, расположенный на море[739]. С этого же места виден был остров Горгона, за ним Капрайя[740], а еще дальше – Корсика. Я повернул направо, и мы проследовали вдоль берега моря вплоть до устья Арно, вход в которое очень затруднен для судов, потому что множество мелких речек, одновременно впадающих в Арно, несут в себе ил и грязь, которые там оседают, из-за чего устье мелеет и забивается. Там я купил рыбы, которую послал [пизанским] актерам. Вдоль этой реки виднеется много кустов тамариска.

В субботу я купил маленький бочоночек из этого дерева за шесть джулио и заказал набить на него серебряные обручи, дав три скудо ювелиру. К тому же я купил индийскую трость, чтобы опираться при ходьбе, шесть джулио; маленькую вазу и стаканчик из индийского ореха, который производит то же действие на селезенку и мочекаменную болезнь, что и тамариск, восемь джулио[741].

Мастер, человек умелый и известный в изготовлении математических инструментов, сообщил мне, что у всех деревьев имеется внутри столько колец, сколько им лет. Он мне показал все породы дерева, которые имел в своей столярной мастерской. Та часть дерева, что была обращена на север, самая плотная, а кольца тут более сжатые и тесные чем другие; так что он утверждает: какое бы дерево сюда ни принесли, ему не составляет труда определить его возраст и в каком положении оно росло.

Как раз в это время у меня непонятно что творилось с головой, которая постоянно меня донимала, вкупе с запором, так что мне никак не удавалось освободить желудок без каких-либо ухищрений или снадобий, да и то помощь была довольно слабой. Почки, впрочем, по обстоятельствам.

Воздух этого города [Пизы] некоторое время назад считался очень нездоровым, но, с тех пор как герцог Козимо велел осушить окрестные болота, он улучшился. Раньше он был настолько плохим, что, когда хотели кого-нибудь сослать и уморить, его изгоняли в Пизу, где через несколько месяцев с ним было покончено[742].

Тут совсем не водятся куропатки, несмотря на заботы тосканских государей, которые они проявляют, чтобы их завести.

Я несколько раз принимал у себя Джироламо Борро, врача, доктора наук, и в свой черед ходил к нему. 14 июля он преподнес мне свою книгу «О морских приливах и отливах», которую написал на обычном языке, и показал другую, о телесных болезнях, написанную уже на свой лад, по-латыни [743].

В тот же день из Арсенала, что неподалеку от моего дома, сбежали турки-рабы, числом двадцать один, и спаслись на уже совсем оснащенном фрегате, который г-н Алессандро Пьомбино оставил в гавани, в то время как сам он был на рыбной ловле[744].

За исключением Арно и красоты канала, которую он предлагает взгляду, протекая через город, а также церквей, древних руин и особых работ, в Пизе маловато изящества и привлекательности. В некотором смысле она пустынна – как из-за своего одиночества, так и из-за вида зданий, из-за своих размеров и ширины своих улиц. Она очень похожа на Пистойю. Один из самых больших ее недостатков – плохое качество воды, у которой тут повсюду болотный привкус.

Жители бедны, но не стали от этого ни менее спесивы, ни менее неуступчивы; а еще они не слишком вежливы с чужестранцами, особенно с французами, после смерти одного из их епископов, Пьера-Поля де Бурбона, который утверждал, что он происходит из дома наших принцев, и, кстати, его род существует до сих пор[745].

Этот епископ так сильно любил нашу нацию и был так гостеприимен, что приказал, чтобы каждого новоприбывшего француза приводили к нему. Этот добрый прелат оставил пизанцам досточтимую память о своей доброй жизни и о своих щедротах. Он умер всего пять или шесть лет назад.

17 июля я сел вместе с двадцатью пятью другими разыгрывать в риффу по одному скудо с игрока несколько одежек одного из городских комедиантов по имени Фарньокола[746]. В этой игре сначала тянут жребий, кому играть первым, потом вторым и так до последнего: таков порядок, которому все следуют. Но поскольку на кону было несколько вещей, то сделали два равных условия: тот, кто зарабатывал больше очков, выигрывал с одной стороны, а тот, кто зарабатывал меньше, выигрывал с другой. Мне выпал жребий играть вторым.