В последний день декабря они оба обедали у г-на кардинала Санского[419]
, который соблюдает больше римских церемоний, чем любой другой из французов. Благодарственные молитвы перед едой и после читали два капеллана, сменяя друг друга, как на службе в церкви. Во время обеда читали по-итальянски перифраз из Евангелия, относящийся к этому дню. Все мыли вместе с ним руки и до и после трапезы. Каждому подают салфетку, чтобы утираться; а перед теми, кому хотят оказать особую честь – эти сидят рядом с хозяином или напротив него, – ставят большие квадратные подносы из серебра, а на них солонку, как вельможам во Франции. Кроме того, кладут сложенную вчетверо салфетку и на эту салфетку – хлеб, нож, вилку и ложку. А поверх всего этого кладут другую салфетку, которой надобно пользоваться, оставляя другую так, как она есть, поскольку, после того как вы уселись за стол, вам ставят рядом с этим квадратным подносом серебряную или глиняную тарелку, с которой вы и едите. Тем гостям, что сидят на этих местах, все, что подается за столом, стольник-разрезчик раскладывает по тарелкам, так что им даже не приходится прикасаться руками ни к его блюду, ни к тому, что держит дворецкий. Пить г-ну де Монтеню подавали таким же образом, как это обычно делали у г-на посла, когда он там трапезничал: подносили большой глубокий серебряный поднос, на котором имеется кубок с вином и маленькая, полная воды бутылочка, не больше той, в которую наливают чернила. Правой рукой трапезник берет кубок, а левой – эту бутылочку и наливает в свой кубок столько воды, сколько ему угодно, после чего возвращает ее на поднос. Когда он пьет, кравчий подставляет ему поднос под подбородок, а тот, выпив, возвращает туда же свой кубок. Этой церемонии удостаивают только одного-двух гостей, сидящих к хозяину ближе всех. После благодарственной молитвы стол быстро убрали, а стулья выстроили вдоль одной стороны зала, куда г-н кардинал усадил всех подле себя. Появились два хорошо одетых священнослужителя, оба с какими-то принадлежностями в руках, которые опустились перед ним на колени и устроили богослужение, которое проводят в некоей церкви. Он ничего им не сказал, но, когда те умолкли, поднялись и пошли прочь, слегка поклонился.Немного погодя он отвез их [г-д де Монтеня и д’Эстиссака] в своем экипаже в зал Консистории, где собираются кардиналы, чтобы идти к вечерне. Появился там и папа и переоделся, чтобы [тоже] идти к вечерне. Кардиналы не опускались на колени под его благословение, как делает народ, но получали его, низко наклонив голову.
3 января 1581 года папа проехал перед нашими окнами. Перед ним проследовало шагом примерно двести коней его придворных, все разной масти. Кардинал де Медичи, сопровождавший его к себе на обед, ехал подле него в шляпе и беседовал с ним. На папе была красная шляпа и его белое одеяние с красным бархатным капюшоном, как обычно, и он сидел верхом на белом иноходце в красном бархатном уборе с золотой бахромой и позументами. Он садится в седло без помощи конюшего и так разъезжает в свои восемьдесят с лишком лет[420]
. Через каждые пятнадцать шагов он давал свое благословение. За ним ехали три кардинала, а потом примерно сотня вооруженных стражей с копьем у бедра, в полном доспехе, но без шлемов. Был там еще один иноходец в таком же уборе, мул, прекрасный белый скакун, потом пронесли его портшез и проследовали два офицера, которым надлежит нести шлейф его облачения, и у каждого к седлу была приторочена большая кожаная сума.В тот же день г-н де Монтень принял терпентин, потому что простыл, после чего у него вышло много песка.