Путевой обходчик

Горящий мусор посыпался Иркуту на голову, обжигая руки и шею. Не успело эхо взрыва утихнуть, а он уже поднялся на ноги и выхватил из-за пояса пистолет. Поискал глазами монстра, но того и след простыл. На пандусе что-то пылало.

— Иркут! — услышал он за спиной.

Гром подскочил к боевому товарищу и подхватил его под мышки:

— Ты цел?

— Да… Не совсем… Нога…

Гром опустил взгляд.

— А черт! Чем он тебя?

— Кайлом.

С другой стороны Иркута подхватила Катя.

— Ранен? — быстро спросила она.

— Нога, — ответил за друга Гром. — Где этот урод?

Иркут ступил на больную ногу, поморщился от боли и ответил:

— Где-то рядом. Думаю, его взрывом завалило.

— Можешь стоять?

— Да.

Гром выпустил Иркута и одним прыжком запрыгнул на пандус. Он стоял на пылающем пандусе и вертел головой, пытаясь найти тело монстра — живого или мертвого. Однако того нигде не было видно.

Гром собрался спрыгнуть с пандуса, как вдруг увидел, что в сторону Кати и Иркута летит что-то темное.

— Иркут, сзади! — крикнул он.

Иркут быстро повернул голову. Зрачки его расширились от ужаса, и в них полыхнули отблески огня. На этот раз Иркут сделал сознательный выбор, не дав телу спасти себя. Он оттолкнул Катю в сторону, но не успел отпрыгнуть или пригнуться сам. Двухметровая шпала, подвешенная на стальных тросах, ударила его торцом в голову.

Иркут упал на землю. Лицо его превратилось в кровавое месиво. Гром побежал к нему, стреляя из пистолета в темноту, туда, откуда прилетела шпала.

Катя подобрала пистолет Иркута и, повернувшись лицом к зловещей тьме, нажала на спусковой крючок. Раз, второй, третий, четвертый. Лающий и плюющийся огнем пистолет судорожно дергался в ее руках, но девушка держала крепко.

— Иркут! — крикнул Гром, опускаясь возле друга на колени. — Иркут, ты жив?

Пистолет в пятый раз рявкнул в Катиных руках и смолк. Она повернулась и быстро спросила:

— Как он?

Гром ничего не ответил. Он всматривался в окровавленное лицо Иркута. Наконец тот с трудом приоткрыл глаза и посмотрел на Грома. Хотел что-то сказать, но не смог — лицевые кости бывшего морского пехотинца были сломаны, несколько окровавленных осколков торчали из его сплющенного и вмятого в череп носа.

— Тише, — мягко сказал Гром. — Ничего не говори.

Но Иркут сказал:

— Все… — хрипло прошептал он разбитыми губами. — Со мной… все.

— Ничего не все. Я тебя вытащу. Слышишь? — Гром повернулся к Кате: — Поможешь мне поднять его. Но сначала… — Он достал из кармана фляжку с водкой, быстро свинтил крышку и протянул Кате: — Глотни!

Девушка послушно отхлебнула из фляжки. Гром допил остатки водки и швырнул пустую фляжку на землю.

— Теперь давай.

Вдвоем они взгромоздили истекающего кровью Иркута на спину Грому.

— Прикрывай нас, — велел Виктор, повернулся и зашагал к вагонеткам, стараясь ступать как можно мягче, чтобы не причинить раненому товарищу лишней боли.

Катя с болтающимся на ремне автоматом и зажатым в руке пистолетом поплелась за ним, изо всех сил, до боли в глазах вглядываясь в окружающий их мрак, подсвеченный рыжими жаркими языками пламени.

— Брось… — хрипло проговорил Иркут. — Брось… меня…

— Помалкивай давай, — осадил его Гром, шагая к вагонеткам.

Между тем, не замеченная Катей, из темноты выплыла огромная темная фигура и склонилась над автоматом Иркута. Лапа сгребла автомат. Толстые пальцы передернули затвор. Огромный человек, одетый в длинный засаленный плащ, поднял перед собой автомат и двинулся вслед за Катей.

Она была красивая, эта блондинка. Нет, не так. Не просто красивая. В ней было что-то… из другой жизни. Из той, которой не бывает, но которая должна быть. Где? Неизвестно. Почему должна? Тоже непонятно. Но все мы с детства… нет, с рождения знаем, что где-то она есть.

Она была похожа на куклу, которую отец подарил младшей сестренке. Даже на саму сестренку. Но больше все-таки на куклу.

Мысли ворочались в огромном черепе тяжело. Совсем не так, как когда-то. Когда-то он мог сформулировать что угодно. Ему говорили: надо сделать так-то, доказать то-то, обосновать вот так-то. И он делал, доказывал, обосновывал. Потом брал из сейфа пистолет, шел и стрелял. В затылок, как и полагается. Это было легко. Легко для всех. Особенно для того, в чей затылок входила пуля. Чаще всего она входила аккуратно, оставляя после себя маленькое багровое отверстие. Иногда получалось по-другому: затылок разлетался вдребезги, кровь и мозги пачкали стены. Это было красиво. Но неправильно. Нет, неправильно.

Мыслям было тесно в черепе.

Когда-то он соображал лучше и быстрее. Когда? В то время, когда был другим человеком. Опять не так. В то время, когда он был человеком.

Но он давно перестал им быть. Перестал в тот момент, когда тьма поглотила его. Вошла в его тело, в его разум, в его душу. Выжгла все внутри, расплавила его, как свинец, в бесформенную массу, а потом отлила из этой черной массы другое существо.