Путевые картины

Тот, кто внимательно изучает Англию, в наше время ежедневно найдет случай наблюдать оба эти течения — фривольное и пуританское, в их отвратительнейшем расцвете, а также, само собой разумеется, и в их борьбе. Такой случай, в частности, представился во время громкого процесса г-на Уэкфильда*, веселого кавалера, похитившего как бы экспромтом дочь богача г-на Турнера, ливерпульского купца, и повенчавшегося с нею в Гретна-Грине*, где живет некий кузнец, кующий самые крепкие цепи. Вся ханжеская родня, все племя избранников божьих подняли вопль по поводу такого беззакония; в молитвенных домах Ливерпуля воссылались к небу мольбы о возмездии Уэкфильду и его брату-сообщнику, которых бездна должна была поглотить так же, как шайку Кораха, Дафана и Абирама; для большей уверенности в священной мести на головы осквернителей святейшего таинства в судебных залах Лондона призван был гнев королевской скамьи*, великого канцлера и даже верхней палаты, а в фешенебельных салонах в то же время весьма снисходительно шутили и смеялись по поводу отважного похитителя девицы. Забавнее всего проявилась противоположность обоих миросозерцаний: когда я сидел однажды в Большой опере рядом с двумя толстыми дамами из Манчестера, впервые в жизни посетившими это место, где встречается высший свет, и не находившими слов, чтобы с должной силой выразить все свое сердечное омерзение, когда начался балет и прекрасные танцовщицы в коротких своих юбочках стали принимать изящно-чувственные позы, вытягивая свои милые, длинные, порочные ноги и бросаясь вакхически внезапно в объятия своих партнеров, подпрыгивавших им навстречу; жар музыки, первобытные одеяния в виде трико телесного цвета, натуральнейшие прыжки — все слилось воедино, чтобы вызвать холодный пот у бедных дам; бюсты их побагровели от негодования, они беспрерывно стонали: «Schocking! For shame! For shame!»[166] — и до такой степени были парализованы ужасом, что не могли отнять зрительные трубки от глаз и до последнего мгновения, пока не опустился занавес, оставались в том же положении.

Несмотря на такую противоположность духовного и жизненного укладов, в английском народе наблюдается некоторое единство настроения, заключающееся в том именно, что он чувствует себя одним народом; новейшие круглоголовые и кавалеры могут взаимно ненавидеть и презирать друг друга и все-таки не перестают быть англичанами; в качестве англичан они объединены между собой и связаны, как растения, расцветшие на одной почве и чудесно с нею сросшиеся. Отсюда и скрытая согласованность всей жизни и деятельности в Англии — стране, которая на первый взгляд кажется нам ареной сутолоки и противоречий. Непомерное богатство и нищета, правоверие и неверие, свобода и рабство, жестокость и милосердие, честность и плутовство — все эти противоположности в их безумнейших крайностях, а над всем этим серое туманное небо, гудящие кругом машины, цифры, газовые рожки, дымовые трубы, газеты, кружки с портером, сжатые рты — все это до такой степени связано, что нельзя представить себе одно без другого; и то, что в отдельности способно вызвать удивление или смех, представляется в целом чем-то вполне обычным и не смешным.

Но, мне думается, так будет с нами и всюду, даже в тех странах, о которых мы имеем еще более удивительные понятия и от которых еще более ждем поводов для смеха и изумления. Наша страсть к путешествиям, наше стремление — особенно в детские годы — видеть чужие страны вытекают вообще из ошибочного ожидания необычайных контрастов, из той духовной жажды маскарада, которая побуждает нас представлять себе наших соотечественников и их взгляды в обстановке чужих стран и рядить таким образом наших лучших знакомых в чужие костюмы и нравы. Стоит нам, например, подумать о готтентотах, — и мы представляем себе дам из нашего родного города, вымазанных в черное, с основательно развитой задней частью, а наши молодые остряки взбираются, в нашем воображении, на пальмовые деревья, как разбойники; стоит нам подумать об обитателях полярных областей, мы и там видим знакомые лица: наша тетя катит в санках в собачьей запряжке по ледяной дороге, тощий господин проректор лежит на медвежьей шкуре и спокойно тянет свою утреннюю порцию рыбьего жира, госпожа акцизная надзирательница, госпожа инспекторша и госпожа ветеринарная советница сидят на корточках и жуют сальные свечи и т. д. Но, посетив эти страны в действительности, мы вскоре замечаем, что люди там точно срослись с обычаями и костюмами, что лица находятся в соответствии с мыслями, а одежда — с потребностями, что даже растения, животные и вся страна составляют одно гармоническое целое.

IV. The life of Napoleon Buonaparte by Walter Scott