При этой печальной вести он два-три раза громко вскрикнул, а потом опустился на колени у моих ног, рядом со скамейкой, на которую я сел, и начал свою исповедь; однако по ее ходу он дважды вскакивал на ноги и страшно кричал. В эти мгновения я призывал его творить покаянные молитвы, отринув все иные помыслы. Свою исповедь он окончил на латыни, французском и итальянском, и это наилучшим образом объясняло, в какой растерянности он находился. В ту минуту, когда я выяснял, разрешены ли все его сомнения, в галерее появился духовник королевы, и маркиз, увидев его, не стал ждать отпущения грехов, а кинулся к нему в надежде услышать о своем помиловании. Они отошли в угол галереи и довольно долго вполголоса разговаривали, держась за руки, а когда их беседа закончилась, духовник вышел и увел с собой старшего из трех стражников, которым было поручено совершить казнь; спустя некоторое время стражник вернулся один (духовник так и остался за дверью) и объявил: “Маркиз, проси прощения у Бога и не медли, ибо тебе пришло время умереть. Исповедался ли ты?” С этими словами он подтолкнул маркиза к стене у конца галереи, где находилось изображение Сен-Жермен-ан-Ле, и не успел я оглянуться, как он нанес ему удар в правую часть живота; маркиз, желая отразить удар, схватил шпагу правой рукой, но стражник, потянув шпагу к себе, отрезал ему три пальца, шпага же оказалась погнутой. И тогда маркиз прошептал, что у него под одеждой панцирь, ибо на нем действительно была кольчуга, весившая девять-десять фунтов; вслед за тем тот же стражник немедленно нанес ему удар прямо в лицо, после чего маркиз воскликнул: “Отец мой! Отец мой!” Я подошел к нему, а остальные встали чуть поодаль; преклонив колени, маркиз попросил прощения у Бога, затем сообщил мне еще нечто, на что получил от меня отпущение грехов, и с покаянием приготовился претерпеть смерть за свои прегрешения, прощая всех тех, кто отнял у него жизнь; получив отпущение грехов, маркиз бросился на пол, и, когда он падал, другой стражник нанес ему удар по голове, раздробив ему череп; несчастный, ничком распростертый на полу, знаками показывал, чтобы ему нанесли удар в шею; и тогда тот же стражник нанес ему два или три удара в шею, но они не смогли причинить ему большого вреда, так как кольчуга, доходившая до воротника камзола, отражала удары и ослабляла их силу. Я же в это время призывал маркиза думать о Боге, сносить все муки с терпением и говорил другие полагающиеся в таких случаях слова утешения. Тут подошел начальник стражи и спросил меня, не пора ли прикончить умирающего; я резко оборвал его, сказав, что не могу давать подобные советы и что молю о его жизни, а не о его смерти; тогда стражник попросил у меня прощения и признал, что он не должен был задавать мне подобный вопрос.