Путевые впечатления. Юг Франции

Альфред, как обычно, вошел, слегка подпрыгивая на носочках своих лакированных сапог и держа в одной руке бонбоньерку, а в другой — мешочек, и направился к тетушке, которая сидела в большом золоченом кресле и гладила Доктора, лениво разлегшегося у нее на коленях. Тетушка Эстелла встретила племянника улыбкой; Доктор же, считавший посетителя одним из лучших своих знакомцев, соскочил на пол, потянулся на всех четырех лапах, поднял хвост, высоко выгнул спину, замяукал и принялся с урчанием тереться о ноги своего доброго друга. Как видим, пока все шло отлично, но, к несчастью, именно в эту минуту лакей открыл дверь, и Милорд, до этого лежавший на половике за порогом, вошел в комнату. Доктор, наглый и ревнивый, как всякий фаворит, и к тому же привыкший пускать в ход когти против всех левреток и кинг-чарлзов Сен-Жерменского предместья, решил действовать в соответствии со своими привычками, но на этот раз перед ним был противник совсем иного рода: Доктор успел лишь подпрыгнуть, а Милорд уже стискивал его своими челюстями. Тетушка Эстелла страшно закричала, барон кинулся к своей собаке; Милорд сжимал зубами голову Доктора; Альфред поднял Милорда за хвост и изо всех сил этот хвост укусил — как известно, это единственный способ заставить бульдога выпустить свою добычу. Милорд разжал зубы, и Доктор упал на пол как куль, судорожно дернулся и издох. Барон повернулся к тетушке, пытаясь оправдаться, но та, бледная словно привидение, лишилась не только речи, но, казалось, и жизни. В конце концов она вновь обрела голос и способность двигаться, но лишь затем, чтобы протянуть руку к племяннику и проклясть его; исполнив этот высший акт мщения, она снова опустилась в кресло и потеряла сознание; при виде этого барон схватил Милорда за загривок и поспешил к себе, оставив труп Доктора распростертым на полу.

Через несколько минут тетушка Эстелла пришла в себя и спросила, где ее негодяй-племянник; лакей ответил, что бедный г-н Альфред, раздавленный проклятием, которое она призвала на его голову, в отчаянии удалился. В это мгновение раздался пистолетный выстрел.

— Что там за шум? — спросила тетушка Эстелла.

— О Боже! — воскликнул слуга. — Возможно, это наш молодой хозяин не вынес своего несчастья!

Тетушка во второй раз отчаянно вскрикнула и снова лишилась чувств.

Мы уже говорили, что тетушка Эстелла больше всех на свете любила самое себя, после себя — своего кота, после кота — своего племянника. Первая мысль, которая пришла ей в голову, когда она очнулась, было осознание того, что если Доктор умер, а племянник застрелился, то у нее не осталось на свете ни одного любящего живого существа и ей придется в старости довериться заботам наемных посторонних людей; она тут же пожалела, что так горячо приняла к сердцу гибель Доктора, и велела слуге немедленно подняться в комнату барона, а затем доложить ей, что там произошло. Лакей поспешил выполнить ее поручение, но вскоре вместо слуги к ней явился Альфред. Тетушка Эстелла, увидев того, кого она уже считала покойником, в третий раз отчаянно вскрикнула и опять упала в обморок.

Придя в себя, она узнала, что ее племянник, не желая, чтобы такой бесчестный убийца, как Милорд, пережил свою жертву, решил тут же расправиться с ним, и прогремевший пистолетный выстрел должен был очистить общество от убийцы Доктора. Поняв, что ее кот отомщен, тетушка Эстелла смягчилась; она решила, что душа умершего не нуждается в дополнительных жертвах. *

И потому она протянула племяннику руку в знак примирения: барон почтительно ее поцеловал и, чтобы зрелище смерти не удручало более тетушку Эстеллу, положил тело покойного на бархатную подушку, приказав слуге бережно отнести подушку к нему в покои.

Неделю спустя Доктор, превращенный в чучело придворным чучельником, возлежал на своей подушке и спал сном праведника под великолепным хрустальным колпаком, а Милорд обосновался на тигровой шкуре в мастерской Жадена, обменявшего его на пейзаж, предмет давних вожделений барона Альфреда де Р.

Здесь он провел два наиболее победоносных года своей жизни, ежедневно сражаясь с самыми прославленными борцами арены, в неудачные для него минуты помятый обезьяной Флера, чью левую щеку он распорол, и медведем Декана, чье правое ухо он отгрыз.

Достигший вершины своей славы и покрытый боевыми шрамами, Милорд уже вошел в зрелый возраст и, по-ви-димому, рассчитывал на то, что его старость будет столь же спокойной, сколь бурной была у него молодость, но, на его беду, мне пришла в голову мысль, о чем я уже говорил своим читателям, совершить путешествие в обществе двух художников, одним из которых, благодаря нашим давним дружеским отношениям, а в первую очередь благодаря его огромному и разностороннему таланту, вполне естественно оказался Жаден.

Вследствие такого решения 15 октября 1834 года в два часа пополудни Милорд, у которого никто не удосужился спросить согласия на это и которого не предупредили, куда его везут, был препровожден в почтовую карету, уносившую его хозяина и меня далеко от столицы.