В субботу, в десятый день того же ноября-месяца, в час пополудни, королева Швеции прислала за мной одного из своих камердинеров, сказавшего мне, что Ее Величество призывает меня к себе; я зашел в свой кабинет, чтобы взять порученный мне пакет, так как подумал, что королева послала за мной с целью получить его обратно, а затем последовал за камердинером, который повел меня к дверям донжона и велел мне войти в Оленью галерею; едва мы вошли туда, он закрыл за нами дверь столь поспешно, что я был этим весьма удивлен. Увидев в глубине галереи королеву, беседующую с одним из своих приближенных, которого называли маркизом (позднее я узнал, что это был маркиз де Мо-нальдески), я направился к ней. После того как я отвесил поклон, королева в присутствии маркиза и еще трех человек, находившихся рядом, довольно громким голосом потребовала пакет, доверенный ею мне. Двое из этих людей стояли в четырех шагах от Ее Величества, а третий находился рядом с ней. Королева обратилась ко мне с такими словами: “Отец мой! Верните мне пакет, который я вам дала ”. Я подошел к ней и подал ей пакет. Королева взяла его в руки, некоторое время рассматривала, затем открыла и вынула оттуда несколько писем и документов; показав эти бумаги маркизу, она, храня уверенный вид, зачитала их суровым голосом и спросила, узнает ли он письма. Маркиз стал отрицать это, однако побледнел.
“Не угодно ли вам взглянуть на эти письма и документы?” — спросила она его, хотя, по правде говоря, это были всего лишь копии, собственноручно переписанные ею. Дав возможность вышеупомянутому маркизу подумать некоторое время, она вынула из-за корсажа оригиналы, показала их ему, назвав его предателем, и заставила его признать принадлежащий ему почерк и подпись. Она задала ему много вопросов; он, оправдываясь, отвечал как только мог, сваливая вину на других. Наконец он бросился к ногам королевы, моля ее о прощении; в ту же секунду трое находившихся там людей обнажили свои шпаги, которым суждено было опуститься в ножны лишь после казни маркиза.