Екатерине нравилось видеть красивых молодых людей, стоящих перед ней на коленях, независимо от того, просили они о прощении или о чем-либо другом.
Она простила Безбородко.
Но не так, как вы, возможно, это поняли: старый Румянцев дал своему подопечному совет:
— Будь при императрице кем угодно, только не любовником.
Безбородко сопротивлялся, как воплощенная добродетель, и остался лишь секретарем Екатерины II.
Тем временем Екатерина старилась, а ее сын Павел стал совершать одно за другим безрассудства, которые создали ему славу самого взбалмошного монарха Европы.
Чтобы на какое-то время избавиться от сына, Екатерина сослала его в Гатчину, а затем, чтобы избавиться от него окончательно, продиктовала Безбородко свое завещание.
Согласно этому завещанию, она лишала Павла короны и незаконно, вопреки праву наследования, своей могущественной рукой возлагала ее на голову своего внука Александра.
Когда завещание было составлено, императрица приказала Безбородко снять с него копию.
После того, как это было сделано, она подписала и оригинал завещания, и его копию, а затем сказала Безбородко:
— Я доверяю только тебе, Александр. Одно из этих завещаний ты отдашь на хранение в митрополичью церковь в Москве, а другое — в Санкт-Петербургский сенат и после моей смерти проследишь, чтобы оно было выполнено.
Безбородко поклонился и вышел с двумя завещаниями.
Он вернулся через неделю.
— Ну как? — спросила Екатерина.
— Приказания вашего императорского величества выполнены, — ответил Безбородко.
И Екатерина, уверенная в безоговорочной преданности своего секретаря, перестала беспокоиться о будущем.
Впрочем, императрица приняла эту меру предосторожности вовремя: однажды утром она почувствовала колики и прошла в свой ватерклозет, как говорят наши соседи-англичане.
Через несколько мгновений оттуда послышался крик; когда ее горничные подбежали, они нашли императрицу распростертой на полу и бездыханной.
Услышав эту новость, Безбородко вскочил в седло и во весь опор помчался в Гатчину. Там он нашел Павла.
— Ваше высочество, — сказал он, — я должен сообщить вам ужасную новость.
— Какую? — с испугом спросил Павел. (В своем положении, будучи пленником, он вполне мог ожидать худшего. Ведь подобный случай уже был с царевичем Алексеем.)
— Ваше высочество, ваша августейшая матушка скончалась.
— Матушка скончалась?! — вскричал Павел.
— Да, ваше высочество.
— Тогда ты ошибаешься, Безбородко: я больше не ваше высочество, я — ваше величество.
Безбородко покачал головой.
— Разве нет?
— Августейшая императрица лишила вас наследства.
— Лишила меня наследства? В чью же пользу?
— В пользу вашего сына Александра.
— Не может этого быть!
— Я лично под диктовку императрицы написал завещания, и она при мне их подписала.
— И что же ты с ними сделал?
— Мне было приказано отдать их на хранение: одно в митрополичью церковь в Москве, а другое — в Санкт-Петербургский сенат.
— Ты лжешь, Безбородко!
— Я не лгу, ваше высочество, — отвечал Безбородко, вынимая из кармана два документа, — вот оба завещания, составленные мною и подписанные вашей августейшей матушкой.
И он подал оба документа Павлу.
— Но что же ты оставил в Санкт-Петербургском сенате и в митрополичьей церкви в Москве?
— Два листа чистой бумаги.
— А разве ты не понимал, что, если бы императрица перестала тебе доверять и через кого-нибудь другого затребовала эти завещания, ты рисковал головой?
— Настоящие игроки не скупятся на ставки.
— А ты уверен, что было лишь два завещания?
— Я ручаюсь за это, ваше высочество.
— Так что, я смело могу их разорвать?
— Разорвите их, государь, — ответил Безбородко.
— Благодарю тебя, князь, — сказал Павел.
И он разорвал завещания.
Безбородко был сделан великим канцлером империи и светлейшим князем и пожалован двадцатью тысячами крестьян, с правом выбора их в любой части России.
Во второй раз чистая бумага принесла ему удачу…
Сейчас мы находимся очень далеко от площади Пале-Рояля и от балкона гостиницы «Три императора», но, будьте покойны, мы туда вернемся: мне еще надо немало сказать вам по этому поводу.
Однако, познакомившись с Безбородко, одним из предков графа, посмотрим, кем был его предок Куше-лев.
В эпоху Ивана Грозного на берегах озера Пейпус находилась небольшая республика, называвшаяся Псковской.
У Ивана Грозного, как у Геракла, была львиная шкура, но, вместо того чтобы, как Геракл, захватывать пигмеев, он захватывал республики.
Он захватил Псковскую республику.
Но, вместо того чтобы сжечь город и уничтожить жителей, как он поступил в Новгородской республике, Иван Грозный даровал псковичам жизнь и даже раздал должности тем республиканцам, которые были достаточно сговорчивы, чтобы принять их.
Одним из этих республиканцев был предок графа Кушелева.
Когда Екатерина II сослала своего сына Павла в Гатчину, она позволила ему взять с собой небольшой двор из молодых вельмож, среди которых был и дед графа Кушелева.
Павел, став императором благодаря тому, что Безбородко уничтожил завещания, дал молодому Кушелеву, одному из тех своих придворных, кого он больше всех любил, титул графа и должность командующего флотом.