Пути Держателей

Сейчас он чувствовал себя легко и спокойно, словно они всего лишь отправились на приятную прогулку, готовые в любой момент вернуться в уютный дом. Следующие слова демоницы заставили его остановиться, выпуская ее руку.

— Я решила, что если ты согласишься, я пойду с тобой, — она мотнула головой, словно окончательно принимая решение, и кроваво-красные в свете небес волосы рассыпались по ее лицу.

— Это приказ Марвина? — уточнил Киоши, все еще не торопясь двигаться с места.

Краем глаза он видел, как хозяин скотобойни заметил приближение незнакомцев. Оставив детей продолжать строительство забора, тот направился к амбару, откуда рассматривал стоящих на дороге тоэхов.

— Нет, это прямое нарушение приказа Марвина.

— Зачем тебе это нужно, Овилла?

— Считай, что это не твое дело, Киоши, ладно? — она наклонила голову, приподняла бровь, словно вновь дразня его. — Будешь сопротивляться?

Юноша позволял своему взгляду плескаться в тлеющих углях ее зрачков, не торопясь с ответом. Она только что сказала ему, что собирается последовать на погибель за отрезанным ломтем, отмеченным личным расположением мастера Сконе. Сказала ему, что хочет отправиться туда, откуда нет возврата. Отправиться на смерть или забвение. Несмотря на скудность фантазии, Киоши не тешил себя иллюзией, что выбран Сконе по причине своей уникальности или боевых качеств — он понимал, что орден Сна и без того несет потери, чтобы жертвовать хотя бы одним его членом в сомнительной операции, не говоря уже об ударном отряде…

Молодой тоэх прищурился, задумываясь о том, что простому демону никогда не понять сущности суккуба:

— Мы оба умрем там, Овилла.

— Вполне возможно, — она наморщила нос, понимающе кивнув.

— Так зачем?

— Я уже ответила. Идем, хозяин скотобойни заждался. Пожалеем престарелого тоэха — представляешь, как тяжело ему понимать, что в амбаре на хранение оставлен скакун кого-то из придворной знати?

Они продолжили путь, на этот раз чуть медленнее. Рука демоницы вновь оплела его предплечье. Хвост, то и дело выныривающий из-под набедренной повязки, похлопывал юношу по бедру.

— Мне не стоит рассказывать, сколь опасным будет путешествие?

— Не утруждай себя.

Она зевнула, совсем как кошка, сладко и заразительно. Казалось, суккуб ведет разговор не о сложнейшем походе в прошлое врага, но о чем-то значительно менее важном. Например, о моде на ручных животных, набирающей обороты при дворе Императора.

— Вовсе не факт, что я смогу остановить Тоэши-Набо — он дьявольски силен.

— Со мной наши шансы удвоятся.

— Я оставляю здесь все, что было моим — друзей, родню, любимых… В том времени я еще не знаком с Танарой, Куратор Конта мирно управляет своим городом, мидзури не гонятся за моей головой, а суэджигари только начинает составлять свой план.

— В таком случае, — она лукаво подмигнула ему, и юноша опять не понял, что за игру ведет его спутница, — я останусь для тебя кусочком настоящего.

Скотобойня приближалась, а сгорающий от нетерпения хозяин замахал им рукой. Даже отсюда, с холма, было видно, что тот сгорает от нетерпения избавиться от животного, томящегося в амбаре.

Внезапно голос суккуба переменился, словно на этот раз она решила поговорить искренне и предельно серьезно:

— Работая на Марвина, Киоши, не можешь позволить себе чем-то владеть. Ты вот говоришь, что уходишь, навсегда оставляя родной клан — у меня сейчас нет даже вдесятеро меньшего. Работая на Сконе, сам становишься собственностью. А меня, сказать по совести, это порядком утомило…

— Но ведь ты агент ордена… Марвин не простит измены.

— Марвин не заметит моего исчезновения. А если заметит, то ловить не бросится.

— Отговаривать бесполезно?

— Если уйдешь без меня, я навсегда потеряю надежду обрести что-то на самом деле свое.

— Считаешь меня своей собственностью?

— А у тебя возникают возражения?

Возражений не возникло, и Киоши замолчал. Не произнося более ни слова, они продолжали спускаться вниз по извивающейся каменной дороге, чьи плиты были выложены задолго до рождения обоих. Мертвый ветер, рождавшийся под алым небосводом, усиливался. Покрытые когтями ветви деревьев на правой обочине дороги тревожно шелестели. Далекие горы, возвышающиеся либо на самом краю этого острова, либо на поднимающемся ввысь безымянном соседе, приобрели нежно-розовый оттенок.

Волосы Овиллы горели плавленым золотом, а темная грива Киоши обтекала багровой кровью.

Когда до скотобойни осталось не более двух полетов арбалетной стрелы, а чернеющий чащобой лес готовился остаться за спиной, к ним обратилось одинокое дерево, росшее у самого края дороги:

— Киоши Мацусиро, я полагаю?

Тоэх не успел ответить, его опередила суккуб. Вместо ответа Овилла швырнула в гущу ветвей несколько визжащих Красных дисков. Густая темнота ветвей, наполненная обманчивыми силуэтами, лопнула, когда на дорогу со скрипом начали валиться массивные ветки, ровно срезанные у ствола.

Где-то в кроне взвизгнуло, и что-то юркое метнулось в тень.

Но продолжить атаку демонице Киоши не дал. Ухватив за гладкое плечо, осторожно задвинул за спину, заслоняя собой и обнажая клыки.

— Кому дело до того, как меня зовут?