Пути-Дороги

Сложена эта «насыпь» огромными глыбами черных роговиков и ороговикованных (измененных) сланцев, сцементированных мелкой щебенкой и глиноземом. По краям эта «насыпь» окаймлена высоким и узким валом-гребнем, как забором, так что внутри его – ровная вытянутая площадка, образует нечто вроде взлетной площадки. Только лететь оттуда нельзя. Трудно даже представить, какие грандиозные силы формировали этот рельеф. Когда говорят о море, то представляют себе нечто огромное, подвижное живое. Когда говорят – горы, то представляют себе нечто огромное, но застывшее, неподвижное. А на самом деле горы живут, «дышат», сбрасывают с себя лишнее, передвигают на большие расстояния огромные каменные массы, обрушивают снежные лавины. В горах, пожалуй, не спокойнее, а страшнее, чем в море. А что стоит гроза в горах, эта самая гроза и оборвала нам маршрут.

24.06

Месяц, как мы из дома. Дожди и холод. В Москве 30 градусов, а мы мерзнем. Вокруг в горах снег, мы в зоне облачности. Белые и черные космы облаков цепляются за вершины, ползут под ногами. Мы забились в дом на заброшенном руднике, застеклили окна, восстановили печи. Играем в преферанс и с тоской поглядываем в окна. Июньский план под угрозой. А что, если все лето будет такое? Таня, Ритуля и Сизов мокнут где-то второй день. Как-то у них? Женя непрерывно крутит настройку радиоприемника. Маленький портативный ящичек соединяет нас с большой землей. Последние известия, легкая музыка, детские передачи, утренняя гимнастика. В Москве еще вечер. На востоке рассвет. Мы между западом и востоком, между небом и землей. Радио с нами первый год. Обычное ощущение забытости всего мира помимо нас сменилось обратным ощущением – мир существует, а мы забыты.

26.06

Дождь, дождь, туман. Седые космы облаков плывут за окном по деревьям, по подножьям склонов. Вершина скрыта белой мутной пеленой. Шарковский дал радиограмму, что район закрыт снегом, склоны лавиноопасны и работа связана с риском для жизни. Просил снять 500 км плана. Сам он уверен, что его просьба не будет удовлетворена.

Ботинки с «триконями»

Интересно отметить, что в прошлом году я поднимал перед ним вопрос о целесообразности работы в области ледников. Наш подход к Катунскому леднику был весьма показателен. Ведь Сапожников 17 дней ждал погоду, прежде чем совершить восхождение. А мы не только не имели время на ожидания, но и абсолютно не подготовлены к восхождению. Нет ни ботинок с триконями, ни капроновой веревки, ни касок, ни самых элементарных приспособлений. Ведь не полезешь же на Белуху в рабочих ботинках с геологическим молотком в руках. Я говорил, что никто с нас не взыщет, если мы обойдем ледники.

Шарковский возражал мне, говоря, что хотя формально с него и не взыщут, но как геолог он не может допустить такого пробела на карте (их площадь 200—250 кв. км.).

Съехал на «пятой точке»…

И вот теперь, не получив по голове сорвавшемся камнем в ущелье М. Кокколя, чудом, как он сам говорил, уцелев, скатившись по снежному склону (ехал на «пятой точке» и толкал впереди себя лавину), безуспешно пытаясь пройти по Берельскому леднику, он практически пришел к выводу о невозможности работы в этом районе при сложившихся обстоятельствах. Подобной истории не было еще прецедента и я не знаю, чем все кончится. Налицо пока следующее:

1. Июньский план рухнул.

2. Очерк «Белое пятно» также трещит, т.к. мало того, что я не взойду на Белуху, мы еще просто можем отступить отсюда ничего не сделав. Белое пятно так и останется белым – какой же смысл тогда в моем очерке.

3. Дождь не думает переставать, снег стаивать, а высота у нас от 2500 до 3000. Не ожидает ли весь наш сезон участь июня?

25.06

В 10 часов распогодило и мы вышли в маршрут по М. Кокколю. Мы – это Шарковский, Женя, Олег и я. Половину пути прошли вместе, потом разделились. Шарковский и Женя полезли на гору, а я и Олег пошли правым бортом М. Кокколя. Обнажения по нашему маршруту были только на крутых обрывистых склонах и мы, как наши славные предки, карабкались на четвереньках вверх-вниз, опять вверх, а над нами, словно в насмешку, пролегала хорошая дорога. Мы вернулись в лагерь в седьмом часу. Нас встречал отрывистым лаем Индус, да Гапонов нехотя вышел на крыльцо. Вскоре он попросил у меня уделить ему несколько минут – он хотел со мной посоветоваться и просмотреть на его подсчеты по общественному питанию. Я нашел там несколько существенных ошибок. Гапонов полез «в бутылку».

Ведя дневник, я давно хотел сделать обобщающие записи о тех, с кем мне ежедневно приходилось сталкиваться, да как-то не получалось. То я уставал, записав события дня, то просто не было повода. Теперь есть повод поговорить о Гапонове. В нашей партии он выглядел «белой вороной». Ни чего не умеет, ни к чему не приспособлен. Своими функциями он считает передачу приказаний от начальника рабочим. Его приятелем в партии является Сизов.