Под темневшими яблонями и вишнями в предутренних сумерках плыл сдерживаемый говорок, вспыхивали и тут же гасли красные точки папиросок. Храпели запряженные Кузьмичовы кобылы. Мишкин битюг бил копытом и шумно, тяжко дышал. В минуту особенной тишины слышно было, как лопались почки яблоневых и вишневых веток. В прохладном воздухе веяло их горьковато-кислым, едва уловимым запахом. На земле, под прошлогодней листвой, возились мыши, бегая по своим тайным тропам. Где-то в старом дупле пискнула пичуга. По всему саду мерцали драгоценными камнями холодные точки - это покрылись капельками росы только что пробившиеся из-под земли бледно-зеленые ростки молодых трав. Маскхалаты солдат тоже были покрыты росой, но не блестели в темноте, влажные и тяжелые.
– Что за страна такая Румыния? - мечтательно гудел Сенькин голос.
– Ось зараз побачим,- отвечал ему басок Пинчука, .- А если не переправимся? Может, еще куда пошлют нашу Непромокаемо-Непросыхаемую?
– Не может того быть.
– Вот и я так думаю...
– Ладно вам. Утро вечера мудренее.
– Такая поговорка, Вася, к разведчикам не подходит. У нас все -наоборот.
– В чужедальнюю сторонку, стало быть...- раздумчиво проронил до сих пор молчавший Кузьмич и глубоко вздохнул: - Бывал я в семнадцатом в здешних-то местах. Измаил, Галац... Опять же Аккерман... и... эти еще... обожди... Туртукай... Рымник... Во-во! Знакомые мне края. Тут нас германец газами потчевал...
– Уж не служил ли ты при Суворове, Кузьмич? - серьезно осведомился Сенька.
– При Суворове не служил, а по eго путям хаживал! - так же серьезно и не без гордости ответил сибиряк.
– Далече ушагаешь ты, Кузьмич, от своей Сибири. Сам Ермак Тимофеевич в такую даль не уходил. Женим мы тебя на какой-нибудь румынке да и оставим тут. Будешь мамалыгу есть...
– Не балабонь ты, Семен! Що к человеку прицепився? О дeле лучше бы сказав! - шумнул на Ванина Пинчук, которому в такие ответственные минуты Сенькина болтовня казалась совсем неуместной, хотя, как известно, в другие времена и в иных обстоятельствах балагурство Ванина ему доставляло немалое удовольствие. А сейчас он нахмурил брови, добавил глухо: - Може, кто из нас и по другой причине назад не вернется...
– Значит, боишься, Петр Тарасович?
– Не в том суть. Умирать на чужой стороне кому ж охота!..
– А мы и нe думаем умирать. Умирать будут фашисты. А мы жить будем, да еще и другим людям жизнь принесем,- откликнулся Камушкин.
– Правильные речи любо послушать! Ты, Вася, сам придумал такие разумные слова или тебе их подсказал кто? - полюбопытствовал Ванин, поворачивая свою круглую вихрастую голову в сторону Камушкина, почему-то в четвертый раз перематывавшего одну и ту же портянку.
Потом опять стало тихо. Каждый понимал, что говорил не то, что думал, сердца тревожились другим - более значительным. Нелегко расстаться с родимой сторонкой! Надолго ли? И что сбудется с каждым?..
Беспокойнее затрещали цигарки. Гасли и снова разгорались красные точки.
– Хоть бы вздремнуть!
– Пробовал, не получается.
– Да-а-а... дела...
– Дела как сажа бела. Что вздыхаешь-то?
– Ничего. Так...
– То-то же, так...
На минуту смолкли и опять:
– Пора б выступать, а лейтенанта с Шалаевым все нет.
– Придут скоро. Они зря не загуляются.
Спать никому не хотелось. Только одну Наташу почему-то сильно клонило ко сну. Зябко поеживаясь, она прилегла на повозке Кузьмича и мужественно боролась. с навязчивой дремотой. Кузьмич укрыл девушку своей шинелью. Сжавшись в комочек, она согрелась. Зато дремота теперь одолевала сильнее. Черные длинные ресницы eе часто смыкались. Разбуженная говором ребят, она испуганно приподнималась на руках, трясла головой, а потом опять куталась в шинель.
– Да спи ты, дочка,- несколько раз говорил ей Кузьмич, видя, как она мучится.- Небось разбудим, не оставим...
– Дядя Ваня, а где... Аким?
– В батальон связи пошeл. Рацию свою починить. Вернется скоро.
Вышли к реке только утром. Против румынского города Стсфанешти понтонеры уже навели мост, по которому двигались войска. Дождавшись своей очереди, переправились и разведчики. До города было не меньше километра, хотя с левого берега казалось, что он стоял у самой реки. Вокруг раскинулась ровная, ужe покрытая нежным зеленым ковром долина. На ней устроилось несколько зенитных батарей, охранявших переправу. Орудия, задрав кверху жерла, стояли безмолвные и ничем не замаскированные. Солдаты-зенитчики, закончив до рассвета земляные работы, теперь кучками, по-цыгански, сидели на разостланных плащ-палатках и с превеликим аппетитом ели вареные яйца -пасхальный подарок гостеприимных молдаванок. Всюду вокруг белела яичная скорлупа.