Пути Господни (СИ)

Тогда Хозяйка сказала, если он разобьет третьего бога, пойдет на фабрику.

Проклятый божок, кружась и подпрыгивая, продолжал свой танец.

Рхат Луну повезло. Очень повезло. Великая Мать благоволила верному сыну. У него добрые хозяева. Особенно Хозяин Брайен. Никогда не кричит. Сядет молча, книгу читает. Да и младшая хозяйка Лиза. Иногда она чесала Рхата за ухом. Рхату не очень нравилось. Щекотно. Но, если младшей хозяйке Лизе нравится, Рхат стерпит. Да и Хозяйка Рената. Крикливая, конечно, а так — ничего. Ни разу не била Рхата.

Рхат виделся с другими слугами — их называли: слуги, а иногда: рабы — оба слова ничего не говорили Рхату. Другие Хозяева частенько поколачивали своих слуг. Как например раба Хозяина Хейли — Дебоулта. Хозяин Хейли любил брать палку — тонкую, гибкую пластиковую палку, и бить Дебоулта. Он визжал и закрывался. Руками. Визг разносился длинными коридорами Ковчега, а руки были в шрамах.

Ковчег.

Странное место. Непонятное место.

Солнца нет. Неба тоже.

Длинные маленькие солнца горели и тухли, стоило дотронуться до коробки на стене.

Рхат Лун научился управлять ими. Он очень гордился собой.

И существа.

Разные, порою страшные.

Не без труда Рхат Лун научился не вздрагивать при каждой встрече с уродами.

Они тоже были рабами. Как Рхат.

Странное место. Непонятное место.

Если это ад — где Кантор с многочисленными клыкастыми слугами, мучающими грешника.

Если Рай — где Великая Мать, и танцовщицы Хе, и леса, полные тучной дичи?

Если он еще не умер, где он?

Ночами снилась родина. Деревня на поляне у Великого Дерева, излучина мутной реки, вкусные — сладкие с кислинкой — ягоды жовника, затянутое серыми облаками небо, и даже Большой Овраг. Если Рхат просыпался от этого сна, а просыпался он почти всегда, он плакал. И молился. Истово, сердцем, размазывая горячие слезы по дрожащим щекам.

То ли Великая Мать не слышала его здесь, то ли…

Божок, внезапно прекратив танец, замер на краю тумбочки, целый и невредимый. Маленький глаз хитро подмигивал Рхату.

Сердце снова пришло в движение.

Рхат Лун, который, как оказалось, не дышал, шумно выдохнул.

***

… а он отвечал им: «Не спорите же вы, что деревья цветут, а затем плодоносят, что каждое утро звучит сирена, что Земля — скопище скверны; отчего же обсуждаете Божественность Учителя?»

Но охваченные скверной, оставались глухи к словам рассудка.

В ответ они насмехались над Энтони, отвергали догмат Никейского Схода, всячески поносили отцов Церкви и искажали слова Заветов.

Тогда опустился Энтони Левицкий на колени и вознес молитву Весеслышащему:

«Учитель, отец наш, прости неразумных детей своих, ибо не ведают они, что творят».

Летопись Исхода

«Деяния Отцов»

Глава 5 «Энтони Левицкий»

Крик стоял над жилыми секторами. Стоял прочно, как опорные стойки, как ребра жесткости — стальной скелет левиафана. И конец его терялся невообразимой высоте отсеков.

Начало было в узком коридоре-переходе между комнатами пластмасников и пропахшими землей каютами аграриев.

Первые — нестройной толпой возвращались из бани. Разогретые веселым паром и горьким пивом.

Вторые — направлялись туда, и цветные полотенца реяли боевыми штандартами.

— А-а-а, бгочеловеки, — взрезав животом часть льда, Данкан Левицкий замер посреди коридора. Усталые от пара глаза высматривали брата.

— Да, богочеловеки, ибо, как установлено, Учитель имел двойственную природу… — Петр Щур попытался обойти необъятное, а именно — живот Левицкого.

— Это ж кем установлено, хотелось бы знать? — Берт Касьянов придвинулся к Данкану, сокращая пространство для маневра.

— Месяц назад, на сборе, в каюте Никия, проголосовали и решили, — рядом с Петром наконец-то нарисовался Энтони Левицкий — предмет зрительного напряжения Данкана.

— Из-за того, что горстка недоумков додумалась голосовать, мы должны отойти от заповедей!

Смерч распри набирал обороты, кружил умы и волосы, поднимал руки, и штандарты полотенец начинали призывно хлопать истрепанными боками.

— Старшины, на сборе было пять старшин, они недоумки! — добрые глаза Энтони калились кровью.

— А то, если решили, хе, хе, такое, — Касьянов обернулся к товарищам, и нестройный, размеренный гогот был ему поддержкой.

Одни помылись, другие хотели мыться, они не желали распрей и споров в этот ленивый воскресный день. Они желали горячего пару и горького пива банщика Чанга Знанского — сводного брата остроносого Фридриха.

— Как бы там ни было — уже решено, и вы ничего с этим не сделаете, — и шаг к примирению был сделан.

— Засуньте себе в задницу ваше решение!