Пути Господни (СИ)

Потомственный Декламатор понял — следующий рей станет последним и для него.

***

Возвращался с дежурства солдат Армии Веры, услышал крики. Заглянул в комнату и увидел Еретика. В тот же миг Солдат бросился на него и убил Еретика. И из живота его вышли Синяя Шапочка и ее бабушка, живые и здоровые.

Из сборника «Устное народное творчество»

Он удалялся, такой красивый, и такой недоступный.

Миг, и обтянутая синей тканью широкая спина, исчезла за поворотом.

Неожиданно Марта поняла, что не дышит.

Вожделенный воздух в шумом вошел в легкие.

Он разговаривал с ней!

Дотронулся до нее!

А она, она стояла, как дура, не в силах выдавить несколько слов.

Бесчисленное количество раз, в мечтах, Марта проживала их встречу, первую встречу, разговор.

— Кто ты, прекрасная незнакомка?

— О-о, вы меня помните…

Нет, лучше:

— Мы встречались, однажды, но с той поры, каждый день я искал встречи с тобой.

А еще лучше, чтобы он заболел.

А единственная, кто может помочь — она.

Редкая группа крови, или донор органов.

Он открывает глаза, и первого, кого видит — ее.

— Ты пожертвовала ради меня своей кровью!

— Да, теперь мы одно целое!

Как романтично!

Как красиво!

И как бесконечно далеко от сегодняшнего: «Почему ты за мной ходишь?»

И еще дальше от дальнейшего: «Ну как знаешь!»

Дура! Дура! Дура!

А все ее проклятая застенчивость!

Он тоже хорош — зачем так смотреть своими глазами! Зачем мужчине вообще такие красивые глаза!

Кажется, она его ударила.

«Учитель! Надеюсь, ничего серьезного!»

Что стоило разлепить губы, ответить.

В конце-концов, коридор общий, почему бы ей не идти по нему? С чего он вообще взял, что она следит!

Тоже мне!

Дура! Дура!

Что Юра теперь подумает о ней?

Даже не взглянет в ее сторону.

Или того хуже — друзьям расскажет, а они будут смеяться… или этой губастой из святош.

Вот кого Марта ненавидела всеми фибрами души. Техники должны встречаться с техниками! И эта худышка пусть найдет себе кого-то из священников, а от ее, ее и только ее Юры держится подальше!

Что-то мешало выпрямиться, упираясь в темя.

Марта подняла голову — святые письмена.

«Невзрачное зерно дает жизнь прекрасному цветку, скользкая гусеница превращается в бабочку. Настойчивый труд рождает творения, прославляемые в веках».

Спасибо, Учитель!

Она поняла!

Она будет настойчивой, очень настойчивой!

И Юра будет ее!

***

Урожай пшеницы в сравнении с прошлым годом увеличился на двадцать процентов, в основном благодаря новым методикам полива и удобрения, разработанным аграрием Эммануилом Касьяновым. Предлагаю отметить брата Касьянова оглашением благодарности на празднике Вознесения.

Они собрались — испуганные лица, затравленные взгляды с сумасшедшим налетом азарта.

Он собрал их.

Они приходили.

С каждым разом — больше.

Запретный плод сладок.

Совсем, как тогда… на Земле.

История повторяется.

Серые в свете тусклых ламп лица повернуты к нему. Цвет кожи почти неотличим от безликих роб. Не люди — камни. Камни, которых нет и не может быть на Ковчеге. Не должно быть.

Он — высекатель воды, творец чуда. Чуда не будет. Будут слова. Многие уйдут разочарованными. Кто-то задумается. Еще меньше — останется.

История повторяется.

Неужели, неужели он собирал этих людей — люди всегда люди — какой-то месяц назад! Блеск взглядов, конфетти лиц! Для него — месяц, для них — сто лет.

Неужели могут произойти такие изменения за сто лет? Как, каким образом. Ужели эта серая масса — потомки тех радикалов, отринувших Землю, восставших против родных, своей цивилизации ради призрачного, пусть и светлого будущего!

Как можно так измениться всего за сто лет!

Вот оно — светлое будущее. Затравленно косится на соседа. Не провокатор ли? Шпион Трибунала?

За что?

Почему?

Что, что он неправильно сделал!

Все же так! Все верно!

И слова, выкрикиваемые служителями истинного учения, звучат почти в унисон с сегодняшней проповедью. С прошлыми проповедями!

Почти.

Где ошибка, подвох?

Ложась в камеру, очнувшись, он рассчитывал застать царство всеобщей гармонии, а нашел чуть ли не ад.

Хуже чем ад. Ад, созданный собственными руками, фундаментом которого служат его идеи.

Страх иноверия. Топка утилизатора.

За что!

Боже!

Воззвание к Всевышнему потеряло смысл. Здесь всевышним был — он сам.

Они пришли, они приходят, как тогда. Людей притягивать он всегда умел. Раньше у них в глазах были неверие, недоверие, насмешка, наконец — надежда.

Теперь — страх.

Лучше бы не верили. Презрительно морщили носы, насмехались, или тыкали пальцами, как в блаженного.

Что-нибудь, хоть какие-то эмоции, кроме всеохватывающего, обезличивающего самую суть, души — страха.