Они давно в космосе. Достаточно, чтобы братья, ступившие на ковчег детьми, перестали считать Землю домом.
Но вечер, седой вечер, наступает и здесь, в царстве негаснущих ламп.
В каюте — типовой комнате с типовой мебелью, которой даже не пытались придать отблеск индивидуальности, сидели двое.
Мужчины. Седые. Яблоки глаз вращались каменными глыбами.
— Ты знаешь, что творится — лазареты переполнены, мало того — каждый день доставляют новых, потому что стычки… — Говорил высокий, и большие уши, словно нарочно приклеенные к худому черепу, алели революционными знаменами. — Уровень жизни стремительно падает. Работать мало кто желает. Митинг — вот их работа. Чесать с утра до вечера языки, в перерывах колошматя оппонентов — трудовые будни.
Собеседник, или слушатель восседал напротив. Камень недвижимых рук сросся с серой поверхностью стола. Серые кустистые брови были сдвинуты. То ли силою привычки, то ли словами собеседника.
— Некоторые, как например, Махо, или Несторий захватили целые сектора. Именно захватили. Выселили инакомыслящих, установили что-то вроде контрольных пунктов, никого не пускают… Как ты думаешь, чем они там занимаются?
Единственным ярким пятном в комнате, была синяя куртка, небрежно брошенная на кровать, позади бровастого.
— Пол года назад бастовали химики, потом эти — металлурги, — слово было выдавлено не без труда, — я не говорю за себя — без новой одежды так сяк можно перекантоваться, но что случиться, если забастуют аграрии…
Кусты бровей неожиданно разошлись.
— Подумай об этом, — кивнул ушастый. — Теперь еще недавний смертельный случай. Пока только один, пока…
Лампы отбрасывали маслянистые тени и брови начали медленно сходиться.
— Скажи, брат, — ушастый старательно отводил взгляд, — мы знаем, или можем узнать, где собираются, э-э-э, зачинщики волнений, существует ли способ как-то… отделить данные сектора, или скорее комнаты, ведь все управляется электроникой, а всем известно, кто повелевает электроникой. Если мы возьмем лидеров, так, чтобы не пострадали остальные… наши сторонники в химическом цехе уже работают над неким соединением… подачей воздуха, ведь тоже управляют техники…
Брови разошлись, даже поднялись, слушатель впервые взглянул на говорящего. Прямо, в упор, зрачки глаз завертелись острыми буравчиками.
— Не ради меня, даже не ради взглядов — моих и сторонников. Ради общего блага! Идеи Учителя, сам Ковчег не должен погибнуть, погрязнув в междоусобных сварах! Ради человеколюбия, наконец!
Брови опустились, вновь заняв привычное место у переносицы.
***
Из сборника «Устное народное творчество»
— Осторожнее голову, здесь балка.
— Думаешь, я не вижу?
— Не знаю… темно.
По мере удаления, гул праздника затухал догорающей свечой, сменяясь звенящей тишиной.
Тишиной заброшенных секторов.
В сочетании с синюшными потемками — холодящее сердце зрелище.
— Смотри под ноги.
— Сам смотри!
Молодые люди пробирались лестницами, переходами и площадками заброшенных секторов.
Парень и девушка.
— Кажется, сюда, — невысокий, крепкий парень почесал ежик остриженных волос.
— Не полезем, не узнаем, — девичье тело перегнулось и первым юркнуло в округлый лаз, темнеющий в метре от пола.
Вздохнув, парень последовал за спутницей.
Они не ошиблись, это было именно то отверстие.
С небольшой площадки, сквозь широкое окно, открывался величественный вид на… звезды.
— Как красиво!
Словно в первый раз, Рената отступила, нащупав спиной спасительную твердь стены.
— Очень, — Брайен Гайдуковский снова взлохматил ежик волос. Звезды удостоились лишь мимолетного взгляда юноши.
— Брайен…
— Да, Рената.
— Тебе никогда не говорили — у тебя очень красивые глаза.
— Говорили, это от деда…
— И ты ими бессовестно пялишься!
— На кого?
Девушка оторвалась от звезд, посмотрела на юношу. Взгляды встретились…
Волны — жара и холода окатили юношу. Одновременно. Он словно был здесь, и вместе с тем, воспарив, душа сторонним зрителем наблюдала картину.
Вот он стоит.
А вот делает шаг.
Малюсенький шаг.
Вперед.
Как зеркальное отражение, девушка повторяет его движения.
Еще шаг.
Еще.
Душа вернулась в тело, как раз перед тем, как губы молодых людей слились в самом первом, самом жарком, самом запоминающимся и самом долгожданном поцелуе.
— Я люблю тебя, — когда губы вновь обрели возможность говорить, произнесла девушка.
— Я люблю тебя, — эхом заброшенных секторов повторил парень.
Звезды за стеклом — невольные свидетели, равнодушно взирали на зародившееся перед их глазами чувство.
***