Пути и Двери

— Мы не сомневаемся, — голос принадлежал Коэну, много лет проработавшему посредником в Преддверье. Этого колдуна многие боялись — странник пережил неисчислимое количество сражений. Поговаривали, что Коэн застал падение Китограда. — Но теперь следует решить твою судьбу.

— Я провалил испытание. Что тут решать?

Маги переглянулись.

— Ты спас ребенка, — напомнил Коэн, — прошел вместе с Вионой все комнаты. Вы научились действовать сообща, одной командой. И ты поступил по совести, а не сообразно личной выгоде.

— Мы учли этот факт, — добавил Ментор Адамиди. — И решили дать тебе шанс, Джерард.

— Я не пойду обратно в Лабиринт.

— И не нужно, — ухмыльнулся в бороду Коэн. — Ты примкнешь к моей команде и год прослужишь на Преддверье, выполняя поручения ордена. Если сумеешь получить хорошую рекомендацию, сегодняшнее испытание на полигоне будет зачтено.

— Меня сделают звездным скитальцем? — не поверил своим ушам Джерард.

— Это зависит от тебя, — заметила Сивилла.

— И что мне теперь делать?

— Отдохни, — посоветовал Коэн. — И собери вещи в дальнюю дорогу. В девять утра мы встретимся на Дверной Площади.

март, 2020

Третья поправка к шестой заповеди

Кельсинг стоял в балконном проеме и неспешно покуривал сигару, погрузившись в свои мысли. Перед ним простиралась широкая терраса в обрамлении кованых завитушек ограды. Стимбург утонул в плотной пелене дождя и нескончаемом шуме холодных струй. Тучи спустились с гор нынешней ночью, затянули непроницаемой вуалью склоны вместе с виллами фабрикантов, устранившихся от мира волшебников и членов правительства. Извилистый серпантин нырял в серую муть и больше не появлялся. Вдалеке угадывались очертания заводов и краешек стеклянного купола, наброшенного на железнодорожную станцию.

Шея и спина онемели.

Ароматный дым с нотками шоколада наполнял легкие, позволяя отвлечься от событий вчерашнего вечера.

За спиной Кельсинга разворачивался интерьер фешенебельной спальни с разбросанными повсюду вещами и обнаженной девушкой на кровати. Девушка была красива. Копна светлых волос разметалась по подушке, из-под одеяла видна грудь с коричневыми полукружьями отвердевших сосков. Похоже, Ансе возбуждена — дыхание прерывистое, тело выгибается в предвкушении очередного приключения.

Терраса примыкала к спальне на уровне второго этажа. Увесистые капли барабанили по плитам, срывались с перил и разбивались о невысокий поребрик. В дальнем углу террасы скапливалась лужа.

Кельсинг прислушивался к собственным ощущениям. Если в организме что-то и происходило, он этого пока не заметил.

— Такая рань, — послышался сонный голос Ансе. — Иди спать.

Кельсинг докурил сигару и потушил окурок в пепельнице, имитирующей руку мертвеца.

— Не спится.

Обернувшись, он увидел девушку, закутавшуюся в одеяло. Ансе хмурилась — ее не устраивали погода за окном, сквозняк, гулявший по комнате, и отсутствие Кельсинга в постели.

— Знаешь, — сказал Кельсинг спустя несколько мгновений, — а я ведь совсем иначе представлял нашу встречу. И то, что произойдет после.

Девушка внимательно посмотрела на человека, который едва не стал ее кормом.

Едва.

— Думал, мы ночуем в гробах и рассыпаемся в прах на рассвете?

Кельсинг хмыкнул.

— Вроде того.

— Добро пожаловать в реальный мир.

Закрыв дверь, он направился к журнальному столику, на котором всё еще стоял принесенный дворецким кофейник. Заполнил бодрящим напитком миниатюрную чашечку и с наслаждением втянул ноздрями кенийский аромат. Острота восприятия не изменилась.

— Хочу рассказать тебе одну историю, — Кельсинг уселся в кресло, ежась от утреннего холода. Сделал первый обжигающий глоток. — Если ты не против, конечно.

Ансе равнодушно пожала плечами.

— Почему нет? Ты уже меня разбудил. Всё желание пропало, кстати, так что порадуй меня своей историей.

— Договорились, — Кельсинг сделал второй глоток. И непроизвольно коснулся двух ранок на шее. — Так вот, я родом не из Стимбурга, как ты могла бы подумать, учитывая мое нынешнее положение. На свет я появился в замкнутой христианской общине. Это островной анклав на юге. Средиземное море, если быть совсем уж точным. Старинные улочки, церковь, патриархальный уклад. И очень своеобразный свод законов.

— Я слышала о таких анклавах, — Ансе откинула волосы со лба. — Кажется, от мамы.

— Не сомневаюсь. Так вот, законы. Наша община опиралась на Библию в качестве правового источника. Десять заповедей, а к ним — бесконечное количество поправок и дополнений, принятых к исполнению за минувшие три или четыре столетия.

— У вас одно божество? — вежливо поинтересовалась Ансе.

— Одно, но триединое, — с улыбкой уточнил Кельсинг. — Книга, по которой регламентируется жизнь острова, невероятно древняя. Ее называют Библией. Говорят, Библия писалась еще в те времена, когда не было Дверной Сети, Демиургов и Посторонних. До Стимбурга и всего, что ты видишь. До открытия чужих миров. Мы даже вообразить не можем, насколько это давно. Так что наши священники претендуют на Изначальное Знание. То, что было до Большого Отката, и будет после.

— Никто этого не знает, — фыркнула девушка.