Пути и лица. О русской литературе XX века

За этими внутренними переменами открывается важный поворот творческого пути поэта. Если прежде поэзия М.Исаковского была обращена, прежде всего, к любви, добру и свету, — то теперь, в военные годы, в ней в полную силу звучит и слово ненависти. И это было не просто обращением к новой поэтической теме. Все было сложнее — возникали новые духовные основания творчества, настолько непривычные в художественном мире поэта, что иной раз и критики отказывались замечать их появление. «Вероятно, не было на фронте ни одного подразделения, — писал А.Макаров, — где бы не присутствовало незримо, как неуязвимый боец, слово Исаковского. Только не словом жгучей и непреклонной мести, пожалуй, было оно, а словом любви. Жестокой и необходимой науке ненависти гораздо лучше Исаковского учили бойцов другие поэты. Стихи же Исаковского мобилизовали и побуждали работать на победу те чувства и душевные качества, которые, казалось бы, должны были умолкнуть в кровавой и беспощадной борьбе»[589]. Сам поэт, между тем, во многих своих стихотворениях военных лет (особенно в первые два тяжелейших года) явно стремился к тому, чтобы его слово несло в себе именно науку ненависти, в поэзии его слово мести стоит теперь рядом со словом любви. Вот стихотворение «Одна дорога есть у нас» (уже название его, взятое из завершающих строк стихотворения, звучит, как суровый императив) — здесь поэт говорит о невозможности жить, пока жив враг: «Пока он жив — мне места нет / У мирного огня», «Нам на одной планете жить / Нельзя с таким врагом!», и прямо призывает бойцов: «Пойдете бить, кромсать и жечь, / Рубить его сплеча! / Пусть тот, кто первым поднял меч, / Погибнет от меча!». Таких строк в военных стихах М.Исаковского немало. Ожесточенность поэтического слова была неизбежной – здесь М. Исаковский стоял в одном строю со многими другими поэтами, отвечая на вызов времени. Другое дело — и в этом смысле А.Макаров был прав,— что ненависть, которою дышали многие стихотворения М.Исаковского тех лет, была рождена любовью, всегда жившей в его поэзии и теперь растоптанной врагом. Об этом шла уже речь в связи со стихотворением «Прощальная». Более того, в стихотворениях поэта появляются теперь образы, в которых расправа над врагом предстает как утверждение жизни, света, добра — всего того, на чем строился художественный мир М.Исаковского раньше. Вот как пишет он о желанной для солдата дороге к далекому родному дому:

И когда злодея — днем иль ночью —
Я, солдат, отправлю на погост, —
Длинный путь становится короче.
Может, сразу на десятки верст:
Может там — лишь брошу я гранату —
Оживает дерево в саду…

(«Где мой дом?..»)

Подобный образ — брошенная граната как животворящая сила — невероятный, казалось бы, в своей внутренней противоестественности, вполне закономерно появляется теперь в поэзии М. Исаковского, воплощая главное, чем она жила в годы войны.

Здесь, однако, нужна важная оговорка. Да, поэзия, несущая в себе «науку ненависти», стала в то время одним из неизменных слагаемых творчества М.Исаковского, и сам поэт, несомненно, придавал этому огромное значение, стремясь участвовать своим словом в борьбе с врагом. И все же А.Макаров, как бы не заметивший этого значительного пласта произведений М.Исаковского военных лет, был прав в одном: лучшее, что было создано тогда поэтом, рождалось на любви и несло в себе свет, любовь, верность добрым основаниям жизни. Конечно, речь здесь идет, прежде всего, о песнях. Необходимость обращения к этому жанру в годы тяжких испытаний, необходимость, в частности, народной песни объединяющей людей, ясно осознавалась поэтом. В 1942 г. он писал руководителю хора им. Пятницкого композитору В. Г. Захарову: «По-моему, сейчас, как никогда, должна звучать русская народная песня»[590]. В годы войны М.Исаковский создал целый ряд стихотворений, сразу ставших широко известными песнями, принятыми народом. В песенном его творчестве военных лет была своя «драматургия», отразившая душевное состояние людей (и самого поэта) на разных этапах пройденного народом тяжкого пути. Вот песня, написанная М.Исаковским в первые дни войны — «До свиданья, города и хаты…». Не случайно в первой своей публикации — в газете «Правда» 29 июня 1941 г. — она называлась «Походной песней», а в других изданиях — «Прощальной песней», «Комсомольской походной». Сама мелодия стиха (еще до участия композиторов[591]) своей суровой сосредоточенностью создавала образ народа, вставшего под ружье, выступившего в поход на защиту своей земли:

До свиданья, города и хаты,
Нас дорога дальняя зовет.
Молодые смелые ребята.
На заре уходим мы в поход.