Воля, схваченная самолюбием, делается своевольною, становится страстною. Новые настроения, новые желания и устремления, несвойственные ей, появляются в ней. Она начинает желать, хотеть того, что противно Богу, становясь страстью. Основания, начала страстей, — в духе, но совершаются, воплощаются они волей. Она, помраченная самолюбием, склоняется к предметам и действиям, не свойственным ее природе. Теперь же воля ищет их, желает, живет ими как чем-то ей сродным; хочет возвышения над всем и, поглощаясь гордостью, становится ею едино с духом. Пред людьми стремится быть краше, тянется к вещам, одеждам, манерам и, тем самым поглощаясь тщеславием, становится им.
По природе, дарованной Богом, воля желает богоугождения. Поврежденная же самолюбием, она ищет теперь угодить себе. Воля уже не слышит Бога, она поглощена потребностями тела и чувственностью и вся воплощается в них. Она противится Богу, потому что отношения с Ним умерщвляют страсти. Но самолюбие не хочет их умерщвления, так как ими живет. Человек через них осуществляет самого себя как вершину всего. Недаром, придя в сатанинское настроение, он воскликнул: «Человек — это звучит гордо». Поэтому воля и обслуживает в нем его низшие проявления, — телесные и чувственные, — делая его их рабом. Она склоняется к предметам и действиям телесно-чувственных вожделений, пленяется ими всею силою, ей присущею, живет ими: стремится, добывает, делает, пользуется. Страсти, как новые наклонения воли, поглощают ее. В таком состоянии она вся — сплошное своеволие.
Воля Божия в том, чтобы быть в общении с Богом. Воля самолюбивого человека начинает жалеть время. Потратить его на себя — хорошо. Потратить на Бога — жалко.
Воля Божия в том, чтобы служить ближним. Воля самолюбивого человека наполняется жалостью к себе, сжимается, скупится, ибо не хочет им уделять время и внимание, а желает заняться приятным себе.
Воля Божия в том, чтобы поститься. Воля самолюбивого человека обслуживает плоть и потому бережется поста или послабляет его. И так во всем. Человек может сознавать или не сознавать этого, но своеволие будет невидимо для него, но очень видимо для окружающих, склонять его в такой порядок и образ жизни, где телесно-чувственное будет поставлено на первый план, а дела духовные и нравственные — на второй, а то и третий. В переходный период, от оглашения к воцерковлению, это становится весьма очевидным, открывая, какими страстями живет человек. Святые отцы выделяют восемь главных страстей. Обычно в этот период все они присутствуют, но мера каждой из них различна. Любая страсть есть порождение самолюбия (самости, как говорит святитель Феофан) и по духу едина с ним, различаясь в людях в зависимости от пола, возраста, состояния.
В различных сочетаниях страсти иногда усиливают, а иногда ограничивают друг друга. От этого человек замечает в себе кажущиеся добродетели и тем начинает обольщаться. На самом же деле самость, оставив одну страсть, предается другой. А человеку чудится, что он одолел ее, и, живя превосходством, весь довольствуется собою, как подвижником.
У каждой страсти есть свой круг предметов, которыми она удовлетворяется. Человек, считая их благом для себя, живет ими, как своей поставленной целью. При долгом обращении с предметами страсти человек повреждается в своем мировоззрении. В уме его поселяются мысли, не свойственные Божественной природе. Так, многие носят в себе мысль, что они хорошие. Отсюда почти всегда обижаются на сделанные замечания или тяжело их переживают, не желают соглашаться с указанием на недостатки, ищут в себе механизм, чтобы не принять, отряхнуться, отделаться от обличения.
Почти все люди в наше время носят в себе мысль, что наслаждения естественны, что без них нельзя. Более того, созданы целые теории наслаждений, где они поставлены в центр и важнейший смысл жизни. При этом у наслаждения есть «подружки» — рассеянность и ветреность, которые не дают человеку остановиться и разобраться в себе. К тому же живущие наслаждениями обычно имеют склонность к различной степени Безпечности. Так, свои установки у сребролюбия: время — деньги; достаток — признак хорошей жизни; бедный — не человек; копить — значит, жить, на черный день откладывая понемногу.
Множество установок у чревоугодия: в здоровом теле — здоровый дух (здоровый в смысле большой, т. е. дух самолюбия); не поешь — не поспишь; без мяса нельзя выжить; сладость — моя слабость; чай, кофе повышают умственную работоспособность (то есть встряхивают помраченный страстями ум); если не покурю, то не смогу нормально работать.
У гордости: горжусь своими детьми, мужем, женой, своею школой, институтом, своим делом, страной, своим народом; не погордишься — не порадуешься; горжусь машиной, домом, мебелью, своими медалями, грамотой, знаком почета; гордиться не зазорно. Честолюбием поднимался социализм, выводилась страна в лучшую в мире державу. На честолюбивом «ура!» строился БАМ, поднималась целина, создавалась героика будней и подвига.