Пути к славе. Российская империя и Черноморские проливы в начале XX века

Более того, и внутри России Сазонов также подвергался жесткому давлению по поводу сепаратного мира с турками. В конце 1915 – начале 1916 года начальник штаба Верховного главнокомандующего, на тот момент уже Николая II, генерал Алексеев неоднократно прямо высказывался в пользу заключения мира с турками с целью освобождения боеспособных частей для укрепления обороны на западных границах империи. Даже мечтой об овладении Константинополем следует пожертвовать ради шанса на успех в борьбе с немцами. Генерал подчеркивал: «…первым и главным [нашим] делом должно быть сокрушение Германии». При этом он ссылался на военную аналитику прошлых лет, известную и Сазонову, свидетельствующую о том, что Россия не может захватить и проливы, и Константинополь во время континентальной войны. Алексеев далее предполагает, что после победы в войне Россия обретет такое влияние – «которое мы имели после наполеоновских войн», уточняет генерал, – что сможет навязать Турции соглашение, удовлетворяющее русские интересы в регионе, подобно русско-турецким договорам, подписанным в Адрианополе и Ункяр-Искелеси в 1829 и 1833 годах[601]. Генерал несколько раз обращался к этой теме в надежде найти способ убедить Сазонова: к примеру, после вступления Болгарии в войну на стороне Центральных держав в конце октября 1915 года он признал создавшееся положение «настолько серьезным», что «категорически заявил» о необходимости сепаратного мира с турками, чтобы перебросить войска с кавказского театра[602].

Соглашаясь с выводами генерала о последствиях болгарского участия в войне, представитель Сазонова в Ставке князь Н. А. Кудашев в тот же день предложил и иное решение: если союзному флоту удастся прорваться в Мраморное море и встать под стенами Константинополя, момент будет самым благоприятным для вытеснения турок из войны, захвата столицы и обеспечения свободы в проливах для кораблей союзников[603]. Схожим образом и генерал Алексеев (в февральской беседе с Кудашевым в 1916 году) видел во взятии турецкого города-крепости Эрзерума идеальный «психологический момент» для принуждения турок к миру[604]. Сазонов, впрочем, отверг все эти соображения, невзирая на всю обоснованность их аргументации. С самого начала войны с Турцией министр неоднократно заявлял, что важнейшим является немецкий фронт, которому надлежит подчинить все прочие театры военных действий. Однако теперь, когда вожделенный приз был уже у него руках, Сазонов попросту отказался последовать более рациональному решению и добиваться мира с турками, обеспечив Западный фронт притоком новых, испытанных в бою победоносных сил.

Но существовала и другая сторона означенных вопросов: будет ли Россия единственной, кто заключит сепаратный мир и покинет поля сражений? После неудачной попытки Германии склонить ее к миру в конце 1914 года Центральные державы предприняли новую попытку в 1915-м [Zeman 1971: 83–87; Stevenson 1988: 91–93; Stevenson 2004:113][605]. Немцы пытались вести переговоры с каждой из держав Антанты в надежде, что хоть одну из них удастся убедить выйти из войны; если же нет, то благодаря аккуратной утечке информации все равно можно было вызвать в альянсе взаимное недоверие, а значит, и ухудшение взаимодействия или даже большую сговорчивость в последующих переговорах [Готлиб 1960: 155–167]. Не сумев выиграть войну столь быстро, сколь они рассчитывали, немцы обратились к дипломатии, но, не имея уверенности в том, переговоры с какой из держав вероятнее всего приведут к миру, зондировали все союзные правительства [Farrar 1978: 5-12].

Желая инициировать переговоры с Россией, немцы поначалу работали через датских посредников. Ключевым связным выступал Ханс Нильс Андерсен, влиятельный магнат и тайный советник датского короля Кристиана X. Лично знакомый и с русским царем, и с британским королем, Андерсен был весьма удобен, чтобы через него узнать, возможно ли убедить русских выйти из войны. Его вояж в Петроград принес ответ резко отрицательный, равно как ничем не увенчались и предложения, сделанные самим Кристианом X, двоюродным братом русской императрицы. Тогда было решено действовать иначе: немцы обратились к бывшему главе правительства и министру финансов С. Ю. Витте. Он был известным германофилом и представлялся весьма многообещающим проводником идеи мира в Петрограде: вплоть до своей безвременной кончины в марте 1915 года он последовательно выступал против войны [Farrar 1978: 13–17].