Пути Миритов. Холод знамений

Наверное, славно, что Грета не воевала, но находилась к минувшей войне настолько близко, как только может раненый в голову – к смерти. И чего она тогда пыталась добиться, безуспешно занимаясь маркитанством ради фиаламской армии, раз та война ничего не решила? Сейчас шла следующая, не менее кровопролитная, и тоже с аранийцами. Грете очень хотелось верить, что Фиалам сильнее Арании, однако подобные мысли слепы, куда сложнее обдумывать истинные причины войны.

Чего хотят аранийцы на самом деле?

Связано ли это с кражей королевской реликвией, и той ряженой девицей, за которой, если верить слухам, почти год назад погнался северный герцог, прямо из этой гостиницы? Грета предпочитала не знать таких сведений, но лишь для разумной осторожности. Если кто напоит ее допьяну или станет пытать, она не расскажет ни о своих догадках, ни о чужих словах, просто потому, что не задумывалась над тем. А надеяться, что теперь ее оставят в покое, нельзя, особенно после того жуткого визита. Боялась Грета не за себя – за мальчишку с девицей, служивших ей, за посетителей, за гостиницу, в конце концов, которую могли и спалить запросто.

Только отказать скромной просьбе о помощи, со стороны Сюзанны, она как не могла, так и не может.

- Не желаете ли бриоши? – спросила Грета, присаживаясь напротив молчаливой камеристки. – Или печенье какое?

- Благодарю, но нет, - откликнулась Сюзанна, еще ниже опустив голову. – Сейчас не до сластей.

- Вот как? – голос у Греты дрогнул и обрел испуганную хрипотцу, но она быстро смогла взять себя в руки и внимательно взглянуть в побледневшее лицо гостьи. - Что-нибудь стряслось?

- Нет. Но во дворце до сих пор ходят злые толки про ту историю с нашим проникновением во дворец, - чуть помедлив, объяснила Сюзанна. – Ее Величество сделала мне внушение, и… о том стало известно моей бабушке.

- Вы находитесь во власти своей бабушки?

- После того, как скончался дед, она – единственная, кто опекает меня, - не поднимая головы, быстро проговорила девушка, а затем быстрым движением заправила за ухо рыжую кудрявую прядь. – Разумеется, она стала волноваться и учинила мне целый допрос насчет всех, с кем я имела честь находиться той ночью. Молодых Найто и Тайто она назвала глуповатыми прохвостами… хотя я пыталась возразить, что это взаимоисключающие слова. Видите ли, Грета, человек может быть либо глуповатым, либо отъявленным простецом.

Грета понимающе кивнула, хоть придерживалась иного мнения. Исходя из подслушанного между графами Силиваном и Холтом, они оба являлись именно такими. Трусливые хитрецы, загнанные в угол людьми, от которых зависят, и даже она, Грета, простолюдинка с северо-запада, знала, что к чему. Деметрий Силиван явно побаивался кого-то из своей родни, неприятного и влиятельного человека, а Холт лебезит перед сюзереном, особенно уже попавшись на какой-то проделке. Подробностей Грета не знала, не ей и судить об остальном.

Подперев щеку рукой, она медленно размешивала колотый кусочек сахара в остывающем чае, и лихорадочно размышляла, не могут ли эти люди навредить еще и Сюзанне? Да уже ведь навредили, похитив бедняжку во время празднования Новолетья, куда уж больше, казалось бы?

- Бабушка сказала, - продолжала щебетать оживившаяся красавица, - что я сильно рисковала, да и вы тоже. И что она хотела бы с вами познакомиться.

- Чудесно, - мрачно подытожила Грета, выразив этим коротеньким словом истинное отношение к такой затее. – Кем же является ваша бабушка?

- Мещанка.

- А имя?

- Леона Лефевр. В молодости она тоже была камеристкой, - развела узкими ладошками в черных перчатках Сюзанна. – Матушка умерла от родильной горячки, слишком рано, ей не исполнилось и семнадцати, а отец сложил голову на войне. Он был простым солдатом.

- Да, - вздохнула Грета, и к глазам подкатили злые слезы, - много тех несчастных. – Но еще больше тех, кто рвется умирать сейчас. Так для чего же я нужна Леоне Лефевр?

- Вы заинтересовали ее, - растерялась Сюзанна.

И Грета поняла и поверила, что подруга действительно ничего не знает, не притворяясь и не кокетничая в попытках сменить тему. Она поверила ей, подлила в обе чашки еще чаю, и стала слушать дальше, заострив внимание на личности таинственной Леоны, и стараясь не перебивать. Хотя чем длиннее тянулась речь камеристки, тем сильнее казалось, что это невозможно. Слова готовы были сорваться с языка сию минуту несколько раз, только Грета одергивала себя мысленно и слушала дальше.