Пути отхода

«С блеском». Когда мисс Леннокс ходила между партами и раздавала проверенные контрольные – в математическом классе пахло моющим средством, а тускло-зеленые плитки на полу приглушали стук ее каблуков, – она помедлила возле Алфи, затем положила перед ним образцовую работу, его контрольную с решениями и ответами, написанными спокойно и аккуратно, – точно он щелкал вопросы с ледяной уверенностью Блофельда из «Шаровой молнии» (на самом деле Алфи нервничал; он почему-то всегда нервничал, когда выполнял задания мисс Леннокс, хотя, конечно же, любил ее), – контрольную, отмеченную столбиком красных галочек; они стояли рядом с аккуратными ответами Алфи, были идеальны по форме, отражали неизменную правильность его решений и располагались точно друг над другом, как окна в небоскребе. «Справился с блеском», – похвалила мисс Леннокс. Ах, как же танцевал в тот вечер Алфи у себя в комнате! С каким упоением кружился, прыгал на кровать, а потом вытягивался на ней и закрывал глаза, жмурился от скучного облупленного потолка, будто от яркого солнца, и разглядывал цветные блестки под веками, голубые, розовые, сиреневые и золотые, что порхали вокруг, как возбужденные слепящие искры, как крылья попугая, как парашютный шелк в игре в «кошки-мышки» на дне рождения у Имоджен. Если бы Алфи пошел туда опять, если бы вернулся на день рождения Имоджен после этого чудесного столбика красных галочек от мисс Леннокс и этого «с блеском», то скакал бы и визжал под парашютом не хуже других и не боялся бы поскользнуться в носках – не боялся бы упасть, протереть колени на брюках, получить синяк или царапину, порвать рубашку и тем самым огорчить и разочаровать маму, не боялся бы вообще ничего и хохотал бы даже громче остальных, когда попадался бы в лапы «кошке» и проигрывал. Громче и громче, пока хохот Алфи не заглушил бы всех, так же как сейчас мысль про мисс Леннокс и блестки заглушают крики и смех ребят, резвящихся у кромки воды. Еще одно волшебство, думал Алфи, вот это мое умение заглушать, умение вызывать летающие блестки.

– Алфи, родной. Ты пачкаешь рубашку, – сказал мясисторукий Уоллес.

Он в кои-то веки оказался прав. Алфи увлекся приятными воспоминаниями о минувшей славе и допустил, чтобы мороженое из рожка потекло по правому рукаву новой рубашки. Остальные дети на пляже, конечно же, не носили рубашек и могли пачкаться мороженым сколько угодно. Они носили купальные костюмы и подставляли голые руки солнцу, будто были деревьями. Знаете ли вы, что ветки деревьев часто сравнивают с руками, а у сосен и елей ветки называют лапами – словно деревья, люди и звери связаны неким волшебным образом? Алфи раньше не знал, ему рассказала мисс Леннокс, и он приятно удивился. Наверное, именно такой окажется настоящая магия – без глупых «фокус-покусов», «абракадабры» и прочей чепухи, на которую способен любой ведущий вечеринки. Нет, настоящая магия основана на глубоком, интуитивном понимании немыслимого сходства между вещами, и в следующем году мисс Леннокс начнет учить этому Алфи, поможет ему освоить волшебные способности. Он очень надеялся, что начнет. Тогда не придется от нее уходить. Какой станет жизнь без мисс Леннокс? Подумать страшно, ведь и сам «блеск», и весь его тайный смысл тускнели в ее отсутствие, даже во время каникул.

– Алфи, – позвала мама. – Не отвлекайся.

Алфи слизнул верхушку подтаявшего мороженого и улыбнулся маме. Она в ответ вгрызлась в шарик лимонного сорбета, который почему-то был одновременно ярким и бледным и выглядел жутко холодным. Разве можно поглощать его с такой скоростью? Неужели у мамы зубы от него не ноют, желудок не выворачивается наизнанку и вечная головная боль не усиливается? Ну что за удовольствие в быстром поедании? Алфи хотел остановить маму, рассказать про мисс Леннокс, про руки-ветки-лапы у людей, деревьев и животных, но ему вдруг показалось, что это слишком – облечь в слова столько всего сразу и объяснить нормально, не вызвав раздражения. Поэтому он лишь улыбался и улыбался, а мама продолжала откусывать ледяной сорбет и замерзшим голосом говорила:

– У тебя шоколад на зубах.

* * *

– От вас исходят мощные волны сострадания, – услышал Лучано-прорицатель от американки, сидевшей рядом с ним в тесном мерцающем полумраке гадательной кабинки. – Вам раньше говорили?