- Почему не говорить? Надо уметь взглянуть в лицо правде и не обольщаться и не строить воздушных замков. Впрочем, становится свежо, да и гулянье в Зоологическом кончилось. Эту пьесу они всегда играют напоследок. Пошли, посидим у камелька, огонь еще, наверное, не погас, а старушка давно спит.
И они вновь побрели по тропинке, причем Лена чуть прильнула к его плечу. В Замке было темно и тихо, лишь Султан, высунув голову из конуры, поглядел им вслед. Но и он не шелохнулся, хотя мысли у него были самые мрачные.
Глава шестая
С того вечера миновала неделя, и повсюду, а следовательно, и на Бельвюштрассе, уже отцвели каштаны. Здесь барон Бото фон Ринекер занимал в первом этаже квартиру с двумя балконами, один - в сад, другой - на улицу. Кабинет, столовая, спальня - все это было убрано с отменным вкусом, весьма и весьма превосходящим средства барона. В столовой, например, висели два Гертелевых натюрморта, а между ними - «Медвежья охота» - очень удачная копия Рубенса, кабинет же был украшен Ахенбаховой «Бурей на море» в окружении меньших по размеру произведений кисти того же мастера. «Буря на море» досталась барону по случаю - в лотерее. Выигрыш этот, столь же ценный, сколь и красивый, сделал барона знатоком живописи, и прежде всего - рьяным поклонником Ахенбаха. Барон любил пошутить на эту тему и частенько говаривал, что лотерейное счастье, побуждавшее его ко все новым и новым приобретениям, обошлось ему в результате очень недешево, не забывая, однако, добавить, что со счастьем оно всегда так.
Перод кушеткой, скрывавшей свой плюш под персидским ковром, стоял на малахитовом столике кофейный прибор, а на самой кушетке лежали вперемежку всевозможные политические газеты, но среди них и такие, наличие которых в этом доме могло бы показаться более чем странным и находило свое объяснение разве в излюбленной поговорке барона: «Сперва шутка, потом политика». Сам барон всему на свете предпочитал так называемые перлы, то есть истории, отмеченные печатью истинной игры ума. Канарейка, чью клетку всякий раз открывали на время господского завтрака, и сегодня, как обычно, прогуливалась по руке и плечу вконец разбаловавшего ее барона а тот не только не сердился, но даже, напротив, откладывал газету в сторону, чтобы погладить свою маленькую любимицу. Если он забывал это сделать, птичка забиралась к нему на шею или в бороду и попискивала долго и надсадно, пока хозяин не заметит свою оплошность.
- Все любимицы одним миром мазаны,- говаривал барон Ринекер,- все требуют покорности и послушания.
Тут в коридоре звякнул колокольчик, и вошел слуга, неся свежую почту. Одно письмо в сером квадратном конверте с трехпфенниговой маркой было не заклеено.
- Гамбургская лотерея или новый сорт сигар,- промолвил Ринекер и отбросил в сторону конверт вместе с содержимым.- Зато это… Ага, это от Лены. Его я оставлю на закуску, если только третье, с сургучной печатью, не вправе оспаривать эту честь. Остеновский герб. Стало быть, от дядюшки Курта Антона. Что говорит нам берлинский штемпель? Что дядюшка уже здесь. Чего же дядюшка от меня хочет? Ставлю десять против одного - он хочет, чтобы я с ним пообедал, либо помог купить седло, либо сопровождал его в цирк, либо провел с ним вечер у Кролля, а всего верней, «сие надлежит сделать и того не оставлять».
Тут он взял с подоконника ножик, вскрыл конверт, надписанный рукой дядюшки Остена, и достал оттуда письмо. В письме говорилось:
«Отель «Бранденбург». Пятнадцатый номер. Дорогой Бото! Уже более часа назад, памятуя старый берлинский девиз «остерегайтесь карманных воров», я благополучно прибыл на Восточный вокзал, откуда проследовал в отель «Бранденбург», то есть на старое место, ибо настоящий консерватор консервативен даже в мелочах. Я намерен пробыть здесь всего два дня, ибо не могу дышать вашим воздухом. Да его и нет у вас. Об остальном - при встрече. Жду тебя ровно в час у Гиллера. Потом купим седло, а вечером - в цирк к Ренцу. Будь точен.
Ринекер рассмеялся.
- Так я и знал. Хотя нет, перемены есть. Раньше он любил обедать у Борхарда, теперь у Гиллера. Что ж это вы, дядюшка? Ведь настоящий консерватор консервативен даже в мелочах… А теперь твоя очередь, милая Лена… Интересно, что сказал бы дядюшка, доведись ему узнать, в каком обществе явились ко мне его распоряжения?
С этими словами он вскрыл письмо Лены и прочел: