Пути-перепутья

Разделавшись к двенадцати со служебными обязанностями по казарме, Бото направился по Унтер-ден-Линден в сторону Бранденбургских ворот с единственной целью хоть как-то занять тот час, что оставался до встречи у Гиллера. Две-три лавки, торгующие картинами, оказались как нельзя более кстати. У Лепке в витрине было выставлено несколько вещиц Освальда Ахенбаха, и среди прочих - солнечная и грязная улица в Палермо, почти обескураживающая правдивостью деталей и колорита.

«Есть такие вещи, которые ум человеческий постичь не в состоянии. Взять хотя бы тех же Ахенбахов. До недавнего времени я, кроме Андреаса, и признавать никого не желал, но поглядишь на такую картину и призадумаешься - а точно ли Освальд ему уступает? Как бы не наоборот. Пишет он красочнее и разнообразнее. Но такие мысли надо держать в тайне. Если я заявлю об этом во всеуслышание, я только без нужды собью цену своей «Бури на море».

В подобных размышлениях Бото провел несколько минут перед витриной Лепке, затем пересек Парижскую площадь и углубился в Тиргартеналлее, отходящую наискось влево от Бранденбургских ворот. Здесь он задержался перед Вольфовой «Умирающей львицей» и взглянул на часы. «Половина первого. Значит, пора»,-и, повернувшись, зашагал назад той же дорогой. Перед Редерновым дворцом он встретил лейтенанта фон Веделя из гвардейских драгун.

- Вы куда?

- В клуб. А вы?

- К Гиллеру.

- В такую рань?

- Да. Ничего не поделаешь. Я должен отзавтракать со своим старым дядюшкой, он коренной неймаркец, как раз оттуда, где расположены Бенч, Ренч и Стенч,- все сплошь рифмуется со словом ленч, хотя связи нет ни малейшей. Вообще-то он - я говорю про дядюшку - служил когда-то в вашем полку. Давно, правда, в начале сороковых годов. Барон Остен.

- Витцендорфский?

- Да, он.

- Тогда он мне знаком, не лично, правда, а по имени. Мы даже в родстве. Моя бабка - урожденная Остен. Это ведь тот, что не поладил с Бисмарком?

- Он самый. Послушайте, Ведель, идемте со мной. Клуб от вас не убежит, Питт и Серж тоже, все равно, в час вы придете или в три. Старик, до сих пор помешан на голубых драгунах, а как неймаркец он будет рад любому Веделю.

- Ладно, Ринекер. Но на вашу ответственность.

- На мою, на мою.

Меж тем они подошли к Гиллеру, где старый барон нетерпеливо выглядывал из-за стеклянной двери, ибо часы уже показывали одну минуту после часу. Однако он воздержался от попреков и заметно обрадовался, когда Бото представил: «Лейтенант фон Ведель».

- Ваш племянник, господин барон…

- Никаких извинений, господин фон Ведель, никаких. Я от души рад всякому, кто носит имя Ведель, а когда на нем такая форма - я рад вдвойне и втройне. Входите же, господа, входите же, нам надо прорваться сквозь дефиле столов и стульев и по возможности сосредоточить свои силы в тылу. Не наше это дело - тыл, но здесь, пожалуй, кстати.

Тут дядюшка прошел вперед, чтобы найти хорошие места, и, заглянув в несколько маленьких кабинетов, выбрал наконец один, побольше других, со штофными обоями под кожу, и не слишком светлый, несмотря на большое трехстворчатое окно, ибо оно выходило в узкий и тесный двор. Со стола, накрытого на четыре персоны, поспешно убрали четвертый прибор, и, покуда офицеры ставили в угол у окна саблю и палаш, дядюшка обратился к кельнеру, следовавшему в почтительном отдалении, и заказал омаров и белое бургундское. «Но какой марки, а, Бото?»

- Скажем, шабли.

- Шабли так шабли. И воды, только холодненькой, чтобы графин запотел. А теперь, господа, прошу садиться. Вы, господин Ведель,- сюда, а ты, Бото,- сюда. Ох, если б не эта проклятая жара. Воздух, друзья мои, воздух! В вашем прекрасном Берлине, который с каждым днем становится все краше (так по меньшей мере утверждают те, кто не видел ничего лучшего), итак, господа, в вашем прекрасном Берлине есть решительно все, кроме воздуха.- С этими словами дядюшка распахнул среднюю створку окна и сел как раз против нее.

Омаров еще не подали, но шабли было уже на столе. Томимый внутренним беспокойством, старый Остен взял из корзинки хлебец, быстро, но от того не менее ловко, разрезал его на косые ломтики, лишь бы чем-то занять руки. Потом он положил нож и протянул руку Веделю.

- Бесконечно обязан вам, господин фон Ведель, великолепная мысль пришла в голову Бото на несколько часов лишить клуб вашего присутствия. Встречу с носителем фамилии Ведель сразу по приезде в Берлин я позволю себе считать добрым предзнаменованием.

Тут он начал разливать вино и, все еще будучи не в силах совладать с внутренним беспокойством, велел поставить на лед бутылочку клико, затем продолжал: