Пути в незнаемое

Мама пришла. Надо спрятать календарь. Папа может зайти вместе с мамой. Папа ничего не знает. А мама знает. С прошлого года. Так вышло. До прошлого года я думала, что и папа и мама знают, как Кирилл ко мне относится. Потому что папа, когда я в пятом классе училась, сказал кому-то, а я слышала, что жена Кирилла еще в пеленках. И я решила, что папа говорит про меня, так как я на семь лет моложе Кирилла. А папа к тому же все время называл его моим женихом. Он и сейчас так часто называет, но теперь-то я понимаю, что папа шутит, а тогда я думала, что Кирилл сказал папе, что он меня любит. Я все ждала, когда же Кирилл это скажет мне. Целых четыре года ждала. А в прошлом году я наконец спросила у мамы. И оказалось, что они ничего не знают. Я маму просила папе этого не рассказывать. Я теперь так жалею, что мама знает. Потому что когда Кирилл приходит и мы садимся все за стол, то стоит мне о чем-нибудь заговорить, мама начинает блаженно на меня смотреть и шевелить за мной губами. А потом маму от напряжения начинает бросать в сон, и тогда я вижу, как она себя щиплет, чтобы не заснуть и сдержать зевоту. Кирилл все это видит и сразу встает, чтобы уходить. Кирилл все всегда видит, даже то, что у него за спиной происходит. Мне иногда кажется, что у него на затылке тоже глаза есть.

— Ира!

Это папа меня зовет. Вхожу в комнату и сразу вижу: что-то случилось.

Мама не сняла плаща. Она сидит в кресле и напевает: тру-ту-ту, тру-ту-ту… Вообще моя мама никогда не поет. Когда мама начинает петь, у меня от ее голоса мурашки идут по спине. Моя мама поет, только когда очень расстроена.

Папа ходит по комнате, сам себе что-то говорит и подергивает мизинцем правой руки. Папа всегда подергивает мизинцем, когда думает.

— Вот что, — папа садится на стул. — Мама была сегодня в школе. Директор требует, чтобы ты перевелась в школу по месту жительства. Она считает, что ты стала хуже заниматься, потому что теперь тратишь три часа в день на езду.

Вот это новость! Ясно, почему мама поет.

— Ты пока не расстраивайся, — продолжает папа, — вопрос еще окончательно не решен. Но мне легче будет убедить Евдокию Николаевну после экзамена по дарвинизму. Ведь дарвинизм ты сдашь хорошо.

— Это ничего не изменит. Пятерка по дарвинизму — это все равно что пятерка по пению или по поведению. Если бы это была математика или русский…

— Ну, ты же всегда знаешь все лучше других, — папа начинает раздражаться, мама перестает петь. — Дело твое. Можешь вообще не учить! Я прекрасно вижу, почему ты прекратила заниматься. То, что ты тратишь время на езду, — все это так, но не в этом дело. Дело в твоих Танях, Манях, «Шманях», бесконечных, никому не нужных разговорах, дурацких звонках по телефону. Можешь на меня так не смотреть. Я прав.

Когда папа сердится, лучше молчать. И я молчу. Я вижу, что мама хочет что-то сказать, но папа делает ей знак. Некоторое время он ходит по комнате, нервно подергивая мизинцем, потом снова садится и начинает уже другим тоном: тоном доверительным и участливым. Когда папа со мной так разговаривает, мне сразу становится спокойно.

— Давай разберемся. Ведь в тебе говорит сейчас просто дух противоречия. Ну, предположим, я неправ и биология не твое призвание. Но для того, чтобы поступить, как ты мечтаешь, в театральный институт, тоже необходимо окончить школу, и окончить хорошо! Теперь представь себе: выпускной класс, новые учителя, новое окружение! Уверяю тебя, все это будет гораздо труднее, чем просто начать хорошо заниматься здесь.

— Тебе не нужен котенок?

Оглядываюсь. Из окна мальчика, который нравится Тане, высунулась лохматая тетка. В руках у нее котенок. Наверное, это мать Таниного необыкновенного лохматого мальчика?

Упустить такой случай невозможно. Таня мне этого никогда не простит. Мысль работает молниеносно. У меня уже есть кот, но ведь котенка я могу кому-нибудь отдать…

— Наши соседи хотели котенка. Правда, они любят совсем черных котят. Но я попробую их уговорить.

— Ой, как это было бы хорошо! Я тебя прошу, ты уж постарайся, уговори.

— Ладно. Я постараюсь.

— Ну, а если они не возьмут?.. Ты только его не выбрасывай.

— Что вы! Если они не возьмут, я его обратно принесу.

— Обратно?! — пугается мама Таниного мальчика и отходит от окна.

Я все испортила. Зачем я так сказала?! Я даже не могу теперь подозвать ее к окну. Нельзя же крикнуть: подойдите, пожалуйста, «мама Таниного мальчика». В отчаянии я уже собираюсь просто так издать какой-нибудь «призывный звук», но тут она вдруг сама возвращается. В руках у нее целый ворох крохотных, пищащих котят.

— Видишь, у меня их сколько? А ты говоришь — обратно. Ладно уж, выбирай самого красивого.

— Хотите, я их всех раздам? По общественной линии. У нас в классе есть группа «содействия населению». — Я еле сдерживаю свою радость.

Мать Таниного мальчика недоверчиво вглядывается в меня.

— Если бы ты правда могла это сделать… — говорит она наконец неуверенно. — Я сегодня уезжаю в экспедицию. У меня сын остается совсем один. А тут еще эти коты!

Так он действительно ее сын! Я — гений!