…В начале 20-х годов, при нэпе, у профессора Иоффе квартировал студент Дорфман. Даже когда с продуктами стало заметно лучше, профессор не соблазнялся, казалось бы, доступными разносолами. Изо дня в день неизменно глотал по утрам свою рисовую кашу с корицей. Отличавшийся любознательностью студент не вытерпел, зацепил профессора очередным вопросом.
«Когда я работал у Рентгена, — объяснил Иоффе, — то каждый день по дороге заходил в колбасную лавку. С хозяйкой у меня был раз навсегда уговор: как только я отворяю дверь, она мгновенно заворачивает четверть килограмма колбасы — всегда одной и той же, чтобы не было задержки. Мне оставалось молча взять сверток. Думать при этом я продолжал о своем, не отвлекаясь…»
Мог ли академик, директор института, президент Российской ассоциации физиков и прочая, и прочая, и прочая, мог ли он мечтать о такой полной, о такой необходимой ученому сосредоточенности?.. Рисовая каша с корицей едва ли спасала положение.
Еще в молодости, будучи ассистентом Рентгена, Иоффе заинтересовался прохождением электрического тока через кристаллы. Герр профессор не одобрил увлечения ассистента. Чтобы выяснить, меняется ли проводимость кристаллов, если их облучить перед этим, пришлось воспользоваться каникулами. Что же оказалось? И ультрафиолет, и рентген, и бета-лучи радия, даже нагрев и охлаждение — все влияло на величину тока! О своих наблюдениях ассистент тотчас же известил профессора, но в ответ получил коротенькую записку: «Я жду от вас серьезной научной работы, а не сенсационных открытий. Рентген».
Профессор объяснил смысл записки, когда вернулся из отпуска. Описания всяких излучений и их воздействий производят впечатление чего-то несолидного. Столько сенсаций появлялось после его икс-лучей, что «лучи» сделались дурным тоном у физиков.
«Я охотно соглашался ничего не публиковать о своих наблюдениях, — вспоминал Иоффе. — Прекратить же исследования… отказался… Рентген оставил меня в своей лаборатории, но больше ко мне не заходил…»
Вскоре своевольный ассистент очутился в тупике: он не мог понять поведение каменной соли, изучением которой занялся. «Все контакты были тщательно проверены, установка испытана, а неопределенность только усиливалась… Но однажды я подметил, что рост тока в каменной соли совпадал с выходом солнца из-за облаков… Чувствительностью к солнечному свету обладали только пластинки, предварительно подвергнутые облучению рентгеновскими лучами.
Когда я подошел к Рентгену в практикуме, я был встречен ироническим вопросом: „Еще одно сенсационное открытие?“ — „Да!“ И, ничего не разъясняя, я провел Рентгена к прибору и показал, как опускание занавесок на окнах уничтожает ток, а солнечный свет увеличивает его в тысячи раз. „Мало ли что может сделать солнце, а вот спичка?“ Оказалось, что ее свет также повышал ток в несколько раз. „Давайте займемся вместе этим исследованием!“ И до самой смерти Рентгена, в течение почти двадцати лет, эта область осталась единственной его научной работой…»
…Дважды в год петербургский физик приезжал в Мюнхен, где продолжал опыты. Значительную часть исследований он проводил в Петербурге со своими сотрудниками. «Накопилось 17 тетрадей наблюдений и до 300 страниц текста, но Рентген все еще не решался опубликовать наш труд… Рентген хотел, чтобы были систематически изложены наблюденные нами факты без „гипотетических“ объяснений. Мне же казалось, что обширный материал может быть понят читателем только в том случае, если изложить факты как обоснование сделанных нами выводов. Чтобы убедить Рентгена, я разделил весь фактический материал на 7 глав и приложил краткую главу: „Разгадка 7 мировых загадок“. Придирчиво Рентген проверял: каждая ли деталь полностью вытекает из заключительной главы. Не найдя ни одного противоречия, он согласился включить ряд физических выводов в текст. Статья была написана. Но потом Рентген, видимо, снова заколебался, а время шло — опыты, сделанные в 1904–1907 годах, остались неопубликованными еще в 1914 году, когда мы встретились в последний раз перед войной. Рентген предложил разделить нашу работу, оставив ему каменную соль. Свою статью о каменной соли размером в 200 страниц он опубликовал в 1921 г., отметив, что она была выполнена частично совместно со мною. Вряд ли у кого-нибудь хватило терпения ее прочесть, но зато она ярко иллюстрирует, что Рентген понимал под „изложением фактов“…»
Об этой, опубликованной в берлинских «Анналах физики» статье, которая называлась «Об электропроводности некоторых кристаллов и о действии на нее облучения», Иоффе услышал, приехав весной двадцать первого года в Берлин. «Только теперь я узнал, что напечатал Рентген, — писал он, — это малая часть нашей работы…»
Необходимость возобновить прерванные войной научные связи ученые сознавали уже давно. Еще в июле 1918 года из Франции было получено предложение объединить научные силы. Его подписали Перрен, Ланжевен и другие выдающиеся деятели науки. Эта тема стала одной из главных на съезде русских физиков, приуроченном к пятидесятилетию Менделеевской периодической системы.