Пути в незнаемое

С войной Геттинген стал безлюдным. Пустовали аудитории университета и его библиотека, пустовали столики в уютных погребах. Великому Давиду Гильберту приписали предательство, поскольку он не поставил своей подписи под декларацией самых знаменитых немецких ученых и деятелей искусств, заверявших мир в своей полной солидарности с кайзером.

После войны нищая Европа вдруг оказалась под совершенно определенно направленным золотым американским дождем: американские деловые круги почувствовали, что наука может стать делом, в которое стоит вложить деньги. И в Геттингене, как и в других крупных научных центрах Европы, появились эмиссары от Рокфеллеров и Дюпонов. И к старому университету, к скромной Георгии-Августе, добавились новые институты, раскинувшиеся по всему городу. Появились новые лаборатории, оборудованные по последнему слову техники, новые здания с большими, средними и малыми аудиториями, выстроенные на шальные американские деньги. Разворачивались улицы, сносились маленькие дома с тем, чтобы построить опять-таки маленькие дома, но уже с центральным отоплением, а не с тем отоплением, которое пришло из прошлых веков.

Словом, было что показать и рассказать молодому человеку из России, только-только прибывшему в Геттинген.

Румер долго не мог уснуть в ту ночь. События всего дня, рассказы новых друзей снова и снова прокручивались в голове и каждый раз останавливались на одном и том же месте, поразившем его больше всего: ни один из его новых знакомых ни разу не спросил его, человека из России, про его удивительную родину, про то, как живут в России и что такое революция. А Юра Румер, московский мальчик с Маросейки, мог бы многое им рассказать.

* * *

Юрий Борисович Румер родился в семье московского негоцианта, купца первой гильдии Бориса Ефимовича Румера и был последним ребенком в семье. Братья Осип и Исидор, погодки, были старше Юры на 18 и 17 лет, сестра Лиза — на 11. Кроме родительских любви и ласки всем детям Бориса Ефимовича достались любовь и ласка их воспитательницы Алисы Блекер. Она была из тех немцев, предки которых жили в Москве с незапамятных времен. Всех детей Бориса Ефимовича она любила одинаково и занималась ими с одинаковым интересом. Она читала им Шиллера и Гёте до хрипоты, пела добрые народные песенки и учила их подлинному немецкому языку.

Старшие сыновья Бориса Ефимовича с отличием окончили Армянскую классическую гимназию. Осип Борисович еще в молодые годы стал знаменит своими переводами. Впоследствии он сделался выдающимся лингвистом. Знал 26 языков. Переводил Платона и Горация, лирику французского Ренессанса и Шекспира, средневековую индийскую поэзию, Омара Хайяма, Петефи. Исидор Борисович всю жизнь поражал окружающих глубиной своих разносторонних знаний и нетривиальностью мышления. Он прекрасно знал, например, математику, изучая ее самостоятельно, читал труды Гаусса, Римана и Лагранжа в подлинниках. На хлеб он зарабатывал литературными переводами (в его переводе появилась первая популярная книга по теории относительности). Его бросало из стороны в сторону. Но главной его страстью была философия. К несчастью своему, он был философом-идеалистом, проповедником философии Тейхмюллера, сыгравшей впоследствии роковую роль в его судьбе.

Семья Бориса Ефимовича занимала второй этаж доходного дома Егоровых в Космодемьянском переулке на Маросейке. На третьем этаже жил знаменитый адвокат Коган, потрясавший московские суды своими речами. У адвоката было две дочери, это будущие Лиля Брик и Эльза Триоле. Со временем семьи Румера и Когана породнились: старшая из сестер, Лиля, вышла замуж за двоюродного брата Юры — Осипа Брика. Младшая, Эльза, хотя и родилась на четыре с половиной года раньше Юры, была его верным партнером во всех детских играх и даже, когда Юре исполнилось семь лет, учила его целоваться. Родители их были очень дружны. Часто музицировали вместе. Долгими вечерами обсуждали неустойчивую государственную политику, внутреннюю и внешнюю, дивились неслыханным чудесам техники нового века. Ходили по-соседски на Лубянку, чтобы посмотреть, как меняют газовые фонари на электрические. Удивлялись, как быстро вместо конки забегал по рельсам электрический трамвай, и с опаской обсуждали вопрос о том, что, очевидно, придется и дома пользоваться электричеством, но вряд ли это будет уютно и надолго. В состоятельных домах появились телефоны. Тогда легко было догадаться, кто обзавелся телефоном раньше; если у Коганов телефон был 3–18, а у Румеров 7–15, это означало, что Коганы решились поставить у себя телефон за несколько месяцев до Румеров.

Борис Ефимович Румер был не очень доволен зыбкими, с точки зрения земного коммерсанта, профессиями старших сыновей и мечтал в грядущем техническом веке о хлебной профессии для младшего сына. Он решил, что, если правильно направлять мальчика, из него можно будет сделать хорошего инженера. Тем более что мальчик рано обнаружил математические способности и антипатию к древним языкам.