Пути в незнаемое

Капица был, по обыкновению, приветлив, блестяще остроумен и лукав. На вопрос Губарева, кто может прокомментировать открытие, Петр Леонидович сказал: «Сахаров» — и, заложив руки за спинку кресла, откинулся, наблюдая за нашей реакцией.

Губарев отнесся к этому буднично, согласившись с хозяином, что если кто и сможет оценить температуру плазмы, полученную Капицей, то это точно Сахаров, а я удивился, какой Володя умный в физике. Но, наверное, он знал слова Игоря Евгеньевича Тамма, великого нашего ученого, нобелевского лауреата, учителя Сахарова:

«В области управляемых термоядерных реакций А. Сахаровым не только была выдвинута основная идея метода, на основе которого можно надеяться осуществить такие реакции, но были проведены обширные теоретические исследования ее устойчивости и т. д. Это обеспечило успех соответствующих экспериментальных и технических исследований, завоевавших всеобщее мировое признание».

В половине четвертого утра 23 декабря 1986 года, выехав на Садовое кольцо, я пересек границу страха, никем, кроме меня самого, не установленную…

А ведь тогда — 16 лет назад — мы с Губаревым смело и весело добрались до Курчатовского института, рядом с которым жил Сахаров, и вошли в скромно обставленную квартиру, хозяин которой был предупрежден Капицей.

Разговор о физической природе плазмы осторожно шел по тропинке между темами открытыми и закрытыми. Поскольку со словом «физической» меня объединяло лишь образование, полученное в Институте физической культуры, в разговоре я не участвовал, получив достаточно времени для того, чтобы сфотографировать нашего собеседника. В телеобъектив я увидел хорошее лицо, лишенное отвлекающего фона. Человек вызывал доверие мягкой, ироничной, грассирующей слегка речью, защитного цвета рубашкой с английской булавкой вместо верхней пуговицы, которую он, видимо, полагал, не будет видно из-под галстука, и тактом…

Маленькая, назойливая собачонка лезла под ноги, рыча и хватая зубами ботинок. Аккуратно, ровно настолько, чтобы не показаться невежливым, но весьма решительно, я отодвинул ее ногой. Почувствовав отпор, она пристала к Андрею Дмитриевичу. После каждого ее нападения он убирал ноги, ни разу не оскорбив пинком собачьего достоинства и не подчеркивая своего поведения, чтобы не намекнуть гостю о его бестактности по отношению к псу.

Провожая, он задержал нас в дверях и спокойно сказал: обо мне теперь разное говорят, но вы не верьте этому, все не так.

Мы не знали, что он имел в виду, но я поверил ему и не верил этому, хотя в последующие полтора десятка лет мы только это и слышали о нем. Ничего другого.

Вспоминая давний визит, я не раз задавался вопросом, почему Капица направил нас к Сахарову в момент, когда тот был отлучен от своего дела. За публикацию «Размышлений о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Полагаю, что не политическое озорство (хотя без него не обошлось) двигало Петром Леонидовичем. Будучи информированным человеком, он, безусловно, читал «Размышления» и понимал мотивы, которые подвигнули Сахарова на борьбу за идеи, далекие от проблем физики.

Возможно, мы с Губаревым были одними из Знаков, обозначающих его поддержку пути, выбранного коллегой. Знаком, поданным в начале труднейшего периода в жизни Сахарова.

Судьбы этих выдающихся ученых при желании можно переплести в драматический узел.

Капица не участвовал в создании атомного оружия из высших соображений, продиктованных его представлениями о долге ученого и человека, полагая, что создание бомбы приведет к тяжелым последствиям в мире. За свои убеждения он был отлучен от официальной научной деятельности, хотя мог быть наказан и строже.

Сахаров участвовал, и активно, в создании термоядерного оружия — из высших соображений, продиктованных его представлениями о долге ученого и человека, полагая, что отсутствие водородной бомбы у Советского Союза при наличии ее у США приведет к тяжелым последствиям в мире. Создаст угрозу войны.

Капица боролся за освобождение из-под ареста знаменитого физика-теоретика Льва Ландау и добился этого, хотя акция была связана с опасностью и для него лично.

Сахаров последовательно боролся за освобождение из тюрем разных людей (вовсе не знаменитых), оказавшихся в неволе за высказанные свои мысли, может быть, не столь отличные от невысказанных мыслей других людей.