Пути в незнаемое

Я помню первую встречу с этим человеком. Девушка, которая потом стала моей женой, пригласила меня домой. Нам открыл смуглый человек, цвет кожи которого подчеркивала великолепная шевелюра седеющих волос. Сразу возникло ощущение, что он не по годам молод: молодые глаза и манера держаться — активно спрашивать, вовлекать в разговор. Через минуту я забыл, что передо мной человек из далекой страны, — заговорили о науке; я перестал замечать его акцент. Он мне сразу понравился: сидим в креслах, беседуем, словно сто лет знакомы. Того, что за ним стоит глубокая и древняя культура, — этого я тогда не понял, потому что полностью был захвачен его речью. Все, чего касался наш разговор, было ему действительно интересно, и это выдавало истинный возраст его души.

11

До зачисления в университет мне удалось устроиться там временно ассистентом практикума на кафедру физической и коллоидной химии. Я готовил для практикума и к демонстрациям опытов на лекциях реактивы и помогал проводить со студентами занятия. Заведующий кафедрой, суховатый и скептический профессор Борг выслушал мои сентенции о роли молекулы как целого и не принял моих аргументов. Однако препятствовать в проведении опытов не стал, и я проводил вечера в лаборатории, пытаясь продвинуться дальше точки, достигнутой в Мадрасе.

Я рассуждал так: если молекула вступает в реакции как некая индивидуальность, допустимо наличие порога действия, когда количество молекул становится существенным в масштабах системы взаимодействия. Зрительно (после моря) я представлял ситуацию, как поведение рыб в просторном аквариуме или охоту стайных хищников. Рыбы индифферентно проплывали друг мимо друга, пока их не оказывалось в данном месте достаточно для возникновения связи. Тотчас начиналось их взаимодействие, система отношений, и в поведении возникал параллелизм, как у летучих рыб в Красном море. То же, к примеру, гиены: собравшись в стаю до пятисот, они нападают даже на слонов. Конечно, я понимал, какова дистанция в поведении высших животных и связях молекул, отягощенных броуновским движением. Но в более сложном хорошо проступало простое: орудия действия — плавники, зубы, когти, а у молекул — радикалы, точки атаки вступали в дело, начиная с определенной концентрации составляющих в системе взаимодействия. Я исходил из того, что исторически значение ассоциации для начала взаимодействия должно было появиться задолго до возникновения жизни. Теперь это надо было подтвердить в физико-химическом опыте.

Однако на этот раз дело касалось не верхнего, а нижнего порога реакции, следовых количеств вещества, вступающего в нее. Я просмотрел в библиотеке подходящую литературу: отклонения в выходе реакции от ожидаемых по расчету были отмечены для малых количеств реагентов многими авторами. Однако во всех случаях это не привлекло серьезного внимания. Одни удовлетворялись полученным в целом результатом, другие сводили все к погрешности измерений либо к недостаточной чистоте субстрата и реагента. Удивительно, что именно это не возбудило у авторов научный интерес — ведь даже Джо Маккьюсик невольно признал значение молекулы как целого, говоря о том, что в смеси одни молекулы мешают другим вступать в реакцию. А для авторов ряда работ примесь была лишь досадным осложнением, мешающим увидеть процесс «в чистом виде».