Пути в незнаемое

В 70-х годах стало бурно развиваться новое направление науки о мозге — исследование клеточных механизмов поведения. Один из крупнейших авторитетов в этой области, американский нейробиолог Эрик Кэндел, описал сложившуюся в нашей науке ситуацию следующим образом:

«Часто думали, что дистанция между исследованием физиологических механизмов поведения и традиционной психологией больше, чем между любыми другими смежными науками. Но усиленное развитие биологии клетки в последнее десятилетие привело к идеям и методам, которые позволили значительно углубить анализ поведения… Для этой цели нужны особые экспериментальные объекты, а именно виды с интересным поведением, но с нервной системой достаточно простой, чтобы ее можно было успешно изучать на клеточном уровне».

Тритония оказалась первым организмом, на котором такую задачу удалось успешно решить. Потом уже, опираясь на этот успех, нейробиологи стали пользоваться и иными объектами, но дорогу расчистила тритония, и был период, когда клеточный анализ механизмов поведения удавался только на ней.

Не случайно имя тритонии многократно возникает на страницах книги Кэндела «Клеточные основы поведения» — первой фундаментальной монографии в этой области. Книга Кэндела вышла и в русском переводе, и о заслугах тритонии перед новым направлением нейробиологии говорят самые первые строки предисловия, написанного редакторами русского издания:

«Возможность анализировать поведение методами клеточной нейробиологии — иначе говоря, возможность свести поведение целого животного к деятельности нервных клеток, ответственных за данную форму поведения, — давно привлекает физиологов. Первые и, пожалуй, наиболее значительные успехи в этом направлении были достигнуты в конце 60-х годов в экспериментах на морском моллюске тритонии, обладающем рекордными по размерам нервными клетками. Деннис Уиллоуз, осуществивший микроэлектродную регистрацию активности многих центральных нейронов у свободно передвигающейся тритонии, получил обширную и совершенно новую информацию о нейронных коррелятах поведенческих актов».

В этом месте недоброжелатель нашей прекрасной красной трепанги мог бы скептически заметить, что цитированное предисловие подписано мной и что я восхваляю тритонию как бы по знакомству. Но оно подписано и незаинтересованным лицом — академиком Платоном Григорьевичем Костюком. Крупнейший наш нейрофизиолог не дал бы мне соврать. Дело в том, что он сам, как и я, был свидетелем того замечательного момента, когда под аккомпанемент цветных слайдов с изображением тритонии нам вдруг сообщили о том, что в нашей науке произошло рождение нового направления.

Это случилось в Венгрии, на берегу Балатона. А началось с того, что мы — все трое, Борис, Игорь и я, — опубликовали статью о гигантских нейронах мозга тритонии в журнале «Биофизика». Статья появилась в 1964 году. Журнал быстро реферируется, затем переводится за рубежом. Сразу же выяснилось, что тритония доступна у берегов Англии и на тихоокеанском побережье США; в обеих странах нашлись люди, заинтересовавшиеся новым объектом.

Особенно успешно пошло дело у молодого американского физика Денниса Уиллоуза. Он, как и мы, уединенно устроился на островке и засел там надолго. Уиллоуз тоже нарисовал клеточную карту мозга тритонии и тоже наладил микроэлектродную регистрацию активности отдельных нейронов на вырезанном мозге. Затем ему подумалось, что такой мозг достоин лучшей доли: зачем его вырезать? Рукастый парень стал искать способ вводить микроэлектроды в нужные клетки прямо в целом животном — и в конце концов нашел техническое решение этой задачи. И тогда настал час собирать обильный урожай.

Уже в сентябре 1967 года, когда наши венгерские коллеги собрали на берегу Балатона первый Международный симпозиум по нейробиологии беспозвоночных, данные, полученные на нейронах тритонии, были достаточно разнообразны. Так, Платон Григорьевич Костюк использовал результаты изучения нейронов тритонии в своем большом докладе, посвященном ионным механизмам работы нервных клеток. Вообще интересных докладов на симпозиуме было немало. Деннис выступал одним из последних. Когда он кончил, зал разразился такими аплодисментами, какие до того еще не звучали. Было очевидно: в науке о мозге наступают новые времена.

И они наступили. Но здесь я вынужден наступить себе на горло, а то вдруг ненароком увлекусь и увязну в новом рассказе.

Итак, карьера тритонии была стремительной и ослепительной. А как же остальные герои этого рассказа?

Спасибо, все в порядке.