Пути в незнаемое

Как «о счастливом времени» Эйнштейн вспоминал о годах службы в бернском патентном бюро всегда. Небывалый творческий взлет, полная гармония в семье. А «что касается атмосферы учреждения, то она очень приятна. Взаимоотношения с экспертами дружеские и простые». Вовсе не сожалел великий ученый о том, что не удалось ему сразу же после окончания Поли начать научную карьеру. Наоборот, он склонен был, по крайней мере — частично, объяснять свои удивительные бернские успехи тем, что оказался в стороне от рутинного академического пути. Кажется, Эйнштейн мог бы согласиться с гоголевским смотрителем училищ Лукой Лукичом Хлоповым, глубокомысленно заметившим: «Не приведи, господи, служить по ученой части, всего боишься. Всякий мешается, всякому хочется показать, что он тоже умный человек». Эйнштейн мог ставить перед собой трудные задачи и работать над ними, не опасаясь неуспеха. От него не требовалось регулярно выступать с докладами и «выдавать» научные статьи. Впрочем, как заметил его близкий друг и выдающийся физик М. Борн, «чтобы успешно заниматься наукой в виде побочного труда, нужно было быть Эйнштейном».

Плоды экспертной деятельности

Как-то, когда отцу квантовой теории М. Планку задали нетривиальный научный вопрос, он сказал: «Я должен подумать об этом и напишу ответ. Я не могу ответить сразу. Эйнштейн может, а я не могу».

А в подписанном тем же Планком представлении Эйнштейна к избранию в Берлинскую Академию наук говорилось: «Наряду с очень большой продуктивностью, Эйнштейн обладает особой способностью быстро вникать в суть новых взглядов и идей других авторов и с удивительной уверенностью видеть их взаимосвязи и их отношение к опыту». Конечно, решающими были врожденные способности великого физика, но едва ли можно отрицать, что семь лет галлеровской школы сыграли свою важную роль в их оттачивании — в доведении до совершенства мастерства мгновенного проникновения в суть вещей.

Экспертная деятельность Эйнштейна оказала благоприятное влияние и на формирование его научного языка, предельно ясного и лаконичного. Сам Эйнштейн охотно соглашался с этим. Вспомним его красноречивое признание: «Галлер научил меня правильно выражать свои мысли». (Думается, что полезным в этом отношении было и упоминавшееся нами ранее реферирование научных статей — в 1905–1906 гг. Эйнштейн представил в реферативный сборник 21 реферат.)

Известна забавная история, как в конкурсе на наилучшее подражание Чарли Чаплину сам Чаплин занял не слишком высокое место. Вскоре после триумфа теории относительности был объявлен конкурс на максимально ясное и информативное ее изложение в строго лимитированном объеме — 5000 слов. Первое место, а с ним и приз в 5000 долларов завоевал служащий английского бюро патентов. Эйнштейн в том конкурсе участия не принимал, но можно думать, что он со своим бернским опытом, в отличие от Чаплина, наверняка оказался бы, по меньшей мере, в «группе лидеров»!

Итак, «счастливым временем» называл Эйнштейн годы службы у Галлера… Он не стал бы употреблять это ностальгическое выражение, если бы сама каждодневная работа с патентными заявками была для него неприятной повинностью. Нет, свои служебные обязанности он выполнял не без удовольствия, разгадывая порой мудреные технические ребусы и обнаруживая хитроумные конструкторские идеи. Существенно, как заметил Заутер, что «он сам был изобретателем». Конструированием и изобретательством Эйнштейн занимался и в годы службы у Галлера, и позднее, будучи уже физиком-теоретиком с мировым именем.

Нужно, правда, сказать, что в Швейцарии по тогдашнему законодательству патентным экспертам не дозволялось патентовать собственные технические предложения — все права на эти изобретения резервировались за Федеральным советом, в ведении которого находилось патентное бюро. Эксперты-изобретатели могли претендовать на денежное вознаграждение, но не на патент. Хотя некоторые из служащих Галлера имели на своем счету патенты, однако получены они были уже после отмены того ограничительного правила.

А как обстояло дело с изобретательством у самого Эйнштейна?

Мы детально исследовали этот вопрос. Оказалось, что у него (с различными соавторами) было около двух десятков патентов! Он работал над конструкциями высокочувствительного электрометра и фотокамеры, самолета и домашнего холодильника, громкоговорителя и насоса…

Но еще более удивительно, что, помимо технического изобретательства, великий теоретик, уже распрощавшись с бюро, не раз выступал как патентный эксперт.

В мае 1916 года Эйнштейн сообщает Бессо: «У меня сейчас снова весьма забавная экспертиза в одном патентном процессе». Это «снова» звучит многозначительно, а эпитет «весьма забавная» указывает, что такая деятельность не была лишена для него привлекательности.