— Мы были бы готовы сделать первый шаг (это Владимир Путин комментировал слова Николая Саркози о том, что Россия должна сделать первый шаг в деле отмены санкций. —
Если бы «замкнутая спираль» была не фигурой речи, а просто фигурой, то она могла бы порекомендовать некую возбуждающую воображение инсталляцию.
Все-таки им удалось не разругаться.
А так-то пар выпустили.
19 октября 2017 года президент России Владимир Путин выступил перед участниками Валдайского клуба. Это долгожданное для огромного количества политологов и журналистов событие продолжалось дольше трех часов и было ознаменовано подробными рассказами российского президента о том, как Россия много лет разоружалась перед Западом и как больше этого никогда не будет. Речь Владимира Путина выглядела конфронтационной не хуже мюнхенской и вдруг превращалась в такую миролюбивую, какой до этого не была никогда.
На третий день работы Валдайского клуба члены его ждали Владимира Путина. Обстановка была, конечно, нервной и накануне подогревалась сообщениями о том, что Владимир Путин обязательно «скажет что-то очень важное». Разумеется, все решили, что он объявит об участии в президентских выборах в 2018 году (после случившегося накануне с Ксенией Собчак это казалось бы, впрочем, признаком не очень солидной поспешности). Разумеется, ничего подобного произойти не должно было — и не произошло.
Владимир Путин прилетел в отель «Поляна 1389» около четырех часов вечера, успел тут провести еще две встречи, а потом появился в зале, где его ждали члены Валдайского клуба. Модератором дискуссии был главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» Федор Лукьянов. Он напомнил про смысл дискуссии именно этого года: «созидательное разрушение», «из которого рождается целый мир», и признался, что третий день пытается понять, на каком из двух этих слов надо сделать акцент.
Сопредседатель Валдайского клуба Андрей Быстрицкий выступил со вступительным словом и сравнил ситуацию в Валдайском клубе в связи с очередным его заседанием с нотными листами Ференца Листа, в которых были пометки на полях: «Играть быстрее… Еще быстрее… Быстро, как только возможно… Еще быстрее…»
— На следующий год, — поделился Андрей Быстрицкий, — надо придумать что-нибудь особенное!
Нынешний мир, говорил Андрей Быстрицкий, не столько производит безопасность, сколько тратит прежнюю. При этом он сам говорил так стремительно, что я невольно с сочувствием думал про переводчика всех этих его слов и про то, что он, выступая сейчас, быстрее всех остальных соответствует рекомендациям Ференца Листа: «Быстро… Еще быстрее… Быстро, насколько возможно…»
Между тем надо признать, что Андрей Быстрицкий сэкономил Владимиру Путину несколько драгоценных, видимо, минут.
— Когда собираются эксперты, — произнес Федор Лукьянов, — они могут позволить себе алармизм и могут себе позволить даже со страхом смотреть в будущее. Политики себе этого позволить не могут. Поэтому для оптимизма хочу дать слово президенту России Владимиру Путину.
Речь последнего была в той же мере яркой, в какой и откровенной. Следует признать ее при этом временами очень откровенной. Владимир Путин сказал, что, конечно, обострилась конкуренция за место в мировой иерархии, и продолжил было о том, о чем говорит в последнее время постоянно, что некоторые государства (а вернее, конечно, одно) поставили под сомнение наличие правил вообще; что это приводит к жесткой конфронтации; что ввергает мир «в архаику и варварство»… Было уже понятно, что речь будет конфронтационной (не в этом ли, как однажды в Мюнхене, содержалась ее особенная важность?). Но не было понятно, насколько конфронтационной она станет (хотя можно было, конечно, не сомневаться…).
Тут Владимир Путин обвинил Европу в потакании «старшему брату» в истории с бомбардировками Сербии, в истории с независимостью Косово, в том, что Европа должна была помнить о «веками длящихся противоречиях в самой Европе, и помнила, разумеется, не могла не знать и не помнить, а все равно получила Каталонию» и «серьезнейший политический кризис…»
Возник в его речи, конечно, и Крым в связи с этим, и Курдистан, и «правильные борцы», и «сепаратисты» в терминологии, очевидно, «старшего брата»…
И Владимир Путин естественным образом пришел к тому, из-за чего его речь, очевидно, тоже следовало считать очень важной: к отношениям с США в сфере ядерного разоружения. Это действительно то, на чем не могут не специализироваться большинство приглашенных экспертов, сидевших сейчас в зале, или по крайней мере то, что их больше всего интересует и что они готовы в любой момент начать обсуждать с перманентной страстью скорее всего остального.