Путин. Человек с Ручьем

Внешняя политика Владимиру Путину, конечно, нравится больше, чем внутренняя. Ну как — нравится… Это же на поверхности. Ему интересно заниматься внешней политикой. Потому что, по его, наверное, собственному представлению, он все про всех знает. Чьи-то ходы, вопросы и ответы может просчитать намного вперед, как ему представляется, я думаю. И по этой причине и ответы его иногда предвосхищают вопросы — и это ему тоже не может не нравиться. Я думаю, что Владимир Путин уверен, что в вопросах внешней политики он очень компетентен. Ну и ему сейчас этим очень много приходится заниматься, в том числе и не в публичной сфере. Намного больше даже, чем в публичной.

Конечно, сейчас он каких-то поездок лишился в результате санкций и нынешних отношений с Западом. Но у него все равно много поездок, хотя, конечно, и не так, как раньше. Но это связано и с тем, что он везде уже был. Он уже ездит без особого удовольствия и от многого отказывается. От тех поездок и командировок, от которых можно отказаться, он, мне кажется, отказывается. По-человечески я это понимаю, и это совпадает с моими собственными ощущениями. Я же тоже начинал ездить в одно время, считай, с ним. И у меня ощущения точно такие же. Лишний раз куда бы только не поехать. Лучше не надо. Но если я еще могу сделать все, чтобы пропустить какую-нибудь «двадцатку», если туда лететь одиннадцать или пятнадцать часов, то он себе этого позволить не может. Но, впрочем, и для меня, когда я понимаю, что на «двадцатке» во Вьетнаме, возможно, будет встреча с Трампом, для меня тоже нет выбора: ну да, надо ехать, есть же великая газета «КоммерсантЪ»…

И там они хотят встретиться и вроде уже договариваются обо всем, но потом американцы там грубо себя ведут, допустим, и они не могут решить, строго говоря, кто к кому поедет. И это в пределах не то что одного города или одного микрорайона, я бы сказал, а в пределах одного квартала. Но здесь принципиальнейший — якобы — вопрос возникает: либо мы к вам, либо вы к нам. И дальше начинается вот эта дипломатическая история, которая приводит к тому, что они не встречаются. А Путин же понимает, что вопрос, скажем, с КНДР без него вряд ли решится. И это видно, что не хотят решать его без России. А для них это краеугольный вопрос, вопрос не только внешней или внутренней, а вообще любой политики. Ну и Путин пожимает плечами: не хотите — как хотите. Да все равно они придут. Хотя я, например, думаю, что и без него может решиться.

И это тоже элемент игры на мировой арене. И ему интересна, конечно, эта игра. И он играет в нее, безусловно.

Но внутренняя политика тоже все же в каком-то несчастном виде существует. Хлопот-то все равно много.

Реальная политика уже второй год как вышла из-под ковра, поднялась сначала над паркетом, потом взошла над плинтусом и наконец свечой взмыла в небо, где горят российские пассажирские лайнеры и истребители. Поэтому и на пресс-конференции никто из двоих особо не выбирал выражений, хотя поначалу Владимир Путин вроде и попробовал:

— Те, кто применяет в отношении террористов двойные стандарты, использует их для достижения своих политических целей, ведет с ними преступный бизнес, играют с огнем. История показывает, что такие действия рано или поздно выйдут боком самим пособникам.

С другой стороны, выбирай — не выбирай, а все равно понятно, что говорил он про Турцию и ее настырного лидера Реджепа Тайипа Эрдогана.

Франсуа Олланд, в свою очередь, говорил прежде всего про Сирию: надо создать коалиционное правительство на переходный период, который «должен привести к принятию новой Конституции, к выборам, в которых будут участвовать все политические фракции, группировки и члены диаспор».

— И конечно, Асад не может играть никакой роли в будущем этой страны, — бодро заключил Франсуа Олланд, и стало ясно, что, о чем бы ни говорили эти люди почти три часа, все равно есть настолько дорогие сердцу и уму каждого истины, что о главном они не договорятся…

Вопросы французских журналистов были предсказуемыми (как, без сомнения, и российских). Французская журналистка сразу спросила Владимира Путина, признает ли он, что «тот факт, что господин Асад остается сейчас у власти, мешает достижению общих целей».

— Договорились ли вы о том, по каким группировкам необходимо наносить удары, а по каким — нельзя? — задала она еще один мучающий ее вопрос.

И на что она рассчитывала? На то, что Владимир Путин скажет что-нибудь отличное от того, что он говорил по этому поводу раньше? Что Башар Асад должен уйти для достижения общих целей и что он, Владимир Путин, за ужином наконец понял это?

— Я считаю, что судьба президента Сирии должна всецело находиться в руках сирийского народа, — ответил российский президент.

Впрочем, кое-что он все-таки сказал:

— Мы все считаем, что успешно бороться с террористами в Сирии невозможно без наземных операций, а никакой другой силы для проведения наземных операций в борьбе с ИГИЛ, «Джебхат ан-Нусрой» и прочими террористическими организациями, кроме правительственной армии Сирии, сегодня не существует.