Ну Изморин! То ли он забыл, каково человеком быть, то ли ему никого не жалко. Наверно, и то и другое. Или нет — у него-то самого в кабинете кофе пахло! Вот же гад. Это как же мы ему играть будем, голодные и холодные? И ещё эти тюремщики над душой стоят! И поспать не дают! Лиза зевнула. Действие гномского кофе давно закончилось, и про дымящуюся горячую чашку Лиза теперь вспоминала с тоской.
— Ульяна Сергеевна, а горячего ничего найти нельзя? — раздался неподалеку возмущенный голос Маргариты. — Это ведь не еда, это так. Нам сколько ещё тут сидеть?
«Ой, Саблезубая же её сейчас просто стукнет!» — испугалась Лиза. У Саблезубой, кажется, действительно руки чесались, но народу вокруг было полно, поэтому она сдержалась.
— Всем плохо, Смурова, — укоризненно напомнила учительница. — И все терпят. Даже маэстро. И вообще, ты не слышала такую поговорку — искусство требует жертв?
— Человеческих? — Марго смотрела на Саблезубую в упор, и глаза у неё были как черные угольки, твердые и блестящие. — Мы на это, между прочим, не подписывались! А маэстро наш вовсе не в таких же условиях, у него камин есть, я сама видела!
Лиза и не заметила, как подошла поближе и закивала. Марго оглянулась на неё и накинулись на Саблезубую с удвоенной силой:
— А раз у него есть, значит, где-то ещё есть, и чем топить, мы бы нашли! У маэстро наверняка нотной бумаги чемодан!
— Ты соображаешь, что говоришь? — взвилась Саблезубая. — У неё только что ножик забрили, а она ещё пожар норовит устроить! Мало мам Конрада! Девочка, ты нам что, мероприятие будешь срывать? Хочешь, чтобы тебя опять зaперли? Или мне отвлечь маэстро, чтобы он с тобой ещё разок поговорил?
— Нет! — вырвалось у Маргариты.
— Тогда веди себя соответствующе, — отрезала Саблезубая. — Дети! Дети! Пора на урок! — она налила себе ещё и поплыла в зал, стараясь не расплескать лимонад.
Музыканты, ворча, потянулись обратно. Ну что же они Маргариту-то не поддержали, расстроилась Лиза, неужели так взрослых боятся? И тут же мысленно обрушилась на себя: а сама-то ты чего молчала? Мало ли за кого человек, [лито} дело говорит.
Маргарита, видно, испугалась угроз взрослых, потому что в следующий перерыв к Саблезубой больше не подходила, только присматривала за малышами. Вскоре Лизе вообще стало не до наблюдений. Скудная кормежка не помогала, и перерывы тоже — оркестр опять стал играть хуже, каждые несколько тактов кто-нибудь сбивался, или ронял ноты или смычок, или начинал чихать и кашлять, вместо того чтобы вступить со своей партией, и приходилось останавливаться и ждать. Саблезубая опять принялась вмешиваться и покрикивать, а лишних и Паулину и Маргариту было вообще не видно и не слышно.
Музыканты то и дело жаловались:
— У меня голова болит!
— А у меня кружится!
— А у меня горло! Я играть не могу! Дыхания не хватает!
— Кисть сводит!
— А попить ещё можно?
— Тут душно!
— Тут холодно!
А потом кто-то из них подал голос, что пора перерыв сделать, а Саблезубая рявкнула и перерывы сократила, и в буфет больше никого но пускала, и велела никому на часы и смотреть не сметь, а то отберет.
У Лизы ноты прыгали в глазах, от темных фигурок на фоне темно-красного занавеса голова болела ещё больше, замученные, напряженные лица оркестрантов маячили бледными пятнами, а время мчалось, как пейзаж за окном электрички.
Пик. Пик. Пииик.
Флейтистка Женя уронила курчавую голову на пюпитр и безудержно зарыдала.
— Я больше не могу-у-у! — всхлипывала она.
Все. Приехали, тупо подумала Лиза. Самой впору зареветь. В носу отчаянно защипало, но она велела себе держаться. Сквозь стеклянный потолок сочился грязноватый серый свет, но плесень на стенах почти его затмевала.
Дальше пошло по цепочке: захлюпали носами успокоившиеся было малыши около Паулины, потом заплакал ещё кто-то из девочек-оркестранток, и еще, и еще. Яна плакала аккуратно, шепотом. Мальчики и могучая Василиса держались, но явно из последних сил. Печальный кларнетист Яша, похожий на глазастого [/кирафенка], хлопал ресницами и судорожно переглатывал. Кто-то — кажется, Маша — тоненько заскулил: «Хочу домой, хочу к маме».
Саблезубая призывала всех успокоиться, но перерыв объявлять и не думала.
Ах вот, значит, как! Лиза неуклюже спрыгнула со сцены и начала аккуратно укладывать черную скрипку и черный смычок в черный футляр.
— Ты что это, Кудрявцева? — возмутилась Ульяна Сергеевна и строго постучала по подлокотнику карандашом. — Дети! Прекратите!
Лиза даже не оглянулась — она вихрем пронеслась через зал и вылетела за дверь, чувствуя между лопаток пристальный взгляд непонятной Марго.
В темном вестибюле она всхлипнула — все равно никто не видит, даже шары эти, гнилушки болотные, не горят. Потом яростно вытерла нос кулаком и двинулась по коридору. Вот сейчас и проверим, как я дорогу в изморинское логово запомнила, с мрачной решимостью подумала она.
Глава 10,