Владимир Путин заметил, что Совет по развитию гражданского общества и правам человека создавался в 2004 году, тогда «ситуация была сложной, страна находилась, по сути, в состоянии гражданской войны… моя позиция тогда зачастую не совпадала с мнением совета… не могу сказать, что все, что я говорил, было правильно».
Президент так редко (более того, такие случаи просто невозможно вспомнить) признается в том, что он делал или говорил что-то неправильно, что для меня, например, слова эти прозвучали громом среди ярких люстр Александровского зала Кремля.
Правда, господин Путин оговорился: далеко не все правильно было и в том, что говорили ему члены совета. Было бы странно, если бы он не добавил этого.
На самый ожидаемый вопрос — как он изменился за все эти годы — президент произнес: «Изменился, конечно, в лучшую сторону, потому что я же не могу сказать, что я к худшему изменился…»
Время от времени президент, правда, реагировал на изменившуюся ситуацию и без журналистских вопросов:
— Я не знаю, вы обратили на это внимание или нет, но я-то знаю: когда нужно было в конце 2008 — начале 2009 года встать и публично сказать: «У нас то возможно, это возможно, у нас там проблемы, здесь проблемы, но я одно точно могу сказать: не допущу ситуации 1998 года, обещаю…» Вы представляете, какая это ответственность?
Впрочем, еще в 2000 году он утверждал, что ему нравится ответственность. И в этом он точно не изменился, хотя, кажется, нет ничего опасней этого ощущения, просто потому, что оно граничит с манией величия.
Осмотр олимпийских объектов в Имеретинской долине Владимир Путин начал с Олимпийской деревни. Полностью готов в деревне был только один номер. Это по странному совпадению был именно тот номер, который показали господину Путину. Кровати были застелены, и Дмитрий Чернышенко рассказал президенту, что спортсмены смогут взять на память пледы с олимпийской символикой. Господина Путина эта идея, кажется, не очень вдохновила. Возможно, на спортсменов она произведет более сильное впечатление…
С представителем австрийской фирмы Strabag, строящей Олимпийскую деревню, господин Путин говорил без посторонних, то есть на немецком, и разговором остался крайне доволен — видимо, прежде всего по этой причине.
Мария Ситтель спросила господина Путина:
— Владимир Владимирович, вы счастливы?
Президент, помолчав, сказал, что это философский вопрос, что он благодарен, что граждане России доверили ему стать их президентом, и что в этом — вся его жизнь.
— Достаточно ли этого для счастья — другая тема, — добавил он.
Если разобраться, ответил по-честному.
Другая тема, что счастливые люди так не отвечают.
Владимир Путин вышел в море на катере. В девяти милях от берега его ждала мини подводная лодка «СИ-эксплорер-5». Недавно на судно «Александр Пушкин», где базируется подводная экспедиция «Поклон кораблям великой Победы», бизнесмен Геннадий Тимченко прислал еще один батискаф, трехместный. Предстояла экспедиция под воду. С некоторых пор любое погружение Владимира Путина сопровождается особо пристальным, можно сказать — ажиотажным интересом (после того как однажды он вынырнул с амфорами в руках).
Вместе с президентом в море на батискафе погрузились два пилота, отец и сын.
— По бую дрейфуют, — тревожно комментировал болтанку батискафа на воде руководитель экспедиции Константин Богданов с борта «Александра Пушкина». — Еще же «Олегъ» надо найти. А он прямо под ними. Сейчас погружаться будут.
— Там вас не хватает, — сказал я руководителю подводных археологических работ национального центра подводных исследований Роману Прохорову. — Это же ваш «Олегъ».
Он вздохнул. Ему и в самом деле хотелось, видимо, сейчас быть там.
— Я должен быть наверху, — невесело сказал господин Прохоров. — Я должен страховать. А если что случится? А тут только мои баллоны.
Батискаф медленно ушел под воду. Теперь нельзя было сказать, что президент с нами.
Никто теперь не знал, где он, кроме отца и сына да одного сотрудника службы безопасности. При том что всех их только что поглотила пучина.
Что-то захотелось крикнуть: «Человек за бортом!»
Константин Богданов спросил Романа Прохорова:
— Думаешь, те, которые с нами шли сюда, не справятся, если что? Не подстрахуют?
— Один баллон на шестидесяти метрах? — горько усмехнулся Роман Прохоров. — Я бы не стал нырять.
Нырять не потребовалось. Через полчаса батискаф Владимира Путина всплыл.
Он вернулся в мир людей. Причем, как ни странно кому-то покажется, с пустыми руками.
Оказалось, его удивили работа аквалангистов и то, как они пролезают сквозь все щели в затонувшем «Олеге» и внезапно появляются перед батискафом. На него, по его словам, произвела впечатление сохранившаяся надпись «Олегъ». Он был там, на самом дне. Видимо, он теперь должен был пойти дальше, а куда дальше?
— Клады не собираетесь искать? — поинтересовался я у Владимира Путина.
— Нет, это без меня. Это пусть журналисты, — моментально среагировал он.
Все-таки что-то останется и нам.
Владимир Путин крайне редко признается в ошибках. Или даже еще реже.