Путём всея плоти

Вы скажете, что истинность этих утверждений отрицали, но что, позвольте спросить, стало с этими отрицателями? Где они теперь? Видим ли мы их, слышим ли о них? Сохранили ли они даже и ту слабую почву под ногами, которую обрели посреди инертности минувших ста лет? Есть ли среди ваших отцов, ваших матерей, ваших друзей хоть один, кто не видел бы их насквозь? Есть ли хоть один учитель или проповедник в этом великом университете, кто не исследовал бы всё, что эти люди имеют сказать, и не убедился бы, что это — ничто, пустота? Встречались ли вы хоть с одним из них? Заслуживает ли хоть одна из их книг серьёзного внимания со стороны тех, кто правомочен о них судить? Думаю, что нет. Думаю также, что вы не хуже моего знаете, почему они снова канули в небытие, из которого на время поднялись: потому что в результате тщательнейших и скрупулёзнейших исследований самые великие и самые непредвзятые умы многих столетий нашли их доводы настолько несостоятельными, что они сами от них отказались. Разбитые наголову, они в смятении оставили поле боя и запросили мира, и с тех пор ни в одной цивилизованной стране на передовых позициях не появлялись.

Всё это вам известно. Так для чего же я всё твержу об этом? Дорогие мои юные друзья, в вашем сознании уже наверняка прозвучал ответ на этот вопрос: я твержу об этом потому, что вы, хотя и знаете очень хорошо, что все эти события воистину и на самом деле происходили, но знаете также и то, что вы не прониклись в той мере, как того требует ваш долг, ни самими этими событиями, ни также их огромной, страшной важностью.

Далее. Все вы знаете, что однажды подойдёте к смерти, ну, если не к смерти — ибо нет недостатка в знамениях, позволяющих мне надеяться, что Господь придёт снова, пока иные из присутствующих будут ещё живы, — если не к смерти, говорю я, то, во всяком случае, к изменению; ибо грянет трубный звук, и мёртвые восстанут нетленными, ибо тленное сие должно облечься нетлением, а смертное сие бессмертием, и тогда сбудется слово написанное: «поглощена смерть победою»[191].

Верите ли вы или не верите, что однажды предстанете на страшном судище Христовом? Верите ли вы или не верите, что вам придётся давать отчёт за каждое когда-либо произнесённое праздное слово? Верите ли вы или не верите, что призваны жить не по воле человеческой, но по воле Христа, из любви к вам сшедшего с Небес, страдавшего и принявшего смерть за вас, призывающего вас к Себе, жаждущего, чтобы вы бодрствовали всякий день, включая нынешний, — но и того Христа, который, если вы не будете бодрствовать, однажды осудит вас, того Христа, в котором нет переменчивости, ни даже тени отклонения от цели?

Дорогие мои юные друзья, тесны врата и узок путь, ведущий к жизни вечной, и мало кто найдёт его. Мало, мало, мало, ибо тот, кто не жертвует ради Христа ВСЕМ, не жертвует ничем.

Если вы будете жить в дружбе с сим миром, мало того, если вы не готовы по зову Господа расстаться со всем, чем больше всего дорожите, тогда, скажу я вам, будьте честны с собою и отбросьте прочь самую мысль о Христе. Плюйте на Него, бейте Его, распните Его заново, делайте всё, что вам заблагорассудится, пока вы ещё сохраняете дружбу с миром сим, пока это ещё в вашей власти; пусть радости нашей краткой жизни и не стоят того, чтобы расплачиваться за них муками вечности, но пока они продолжаются, они что-то значат. Если же, однако, вы станете жить в дружбе с Богом и причислитесь к тем, за кого Христос не вотще принял смерть; если, одним словом, вы цените своё душевное спасение, откажитесь от дружбы с миром сим; истинно говорю, вы должны выбрать между Богом и маммоной, ибо служить обоим не можете.

Примите эти соображения в расчёт, в простой — прошу прощения за бытовое слово — деловой расчёт. В этом нет ничего низменного или недостойного, как кое-кто в последнее время заявляет, ибо сама природа являет нам, что ничто так не угодно Богу, как просвещённое блюдение наших собственных интересов; и пусть никто не собьёт вас; речь идёт просто о вопросе — было это или не было? Случились известные события или не случились? И если случились, не разумно ли предположить, что вы сделаете более счастливыми и себя, и других тем, что станете следовать тому или иному образу поведения?

А теперь позвольте спросить; как вы доныне отвечали на этот вопрос? Чью дружбу избрали? Если вы, зная то, что знаете, ещё не начали действовать в соответствии с огромностью этого вашего знания, то по сравнению с вами здравомыслящим и разумным можно назвать человека, который строит себе дом и прячет своё сокровище на краю кратера, заполненного кипящею лавой. Я говорю это не фигурально, не ради красного словца и не для того, чтобы напугать вас какой-нибудь букой; нет, это неприкрашенное, непреувеличенное утверждение, спорить с которым вы склонны не более чем я.

Тут мистер Хок, говоривший до сих пор с изумительным спокойствием, изменил тон на более пылкий: