Путём всея плоти

«Главная моя здесь работа, — пишет он тому же Доусону, — это наблюдать. В приходе я не слишком занят, если не считать положенной мне доли ежедневных служб. У меня библейские кружки для взрослых и для детей; у меня много молодых людей и мальчиков, которых я наставляю тем или иным образом; потом ещё воскресная школа — по вечерам в воскресенье дети битком набиваются в мой класс и поют псалмы и хоралы. Им это нравится. Я много читаю — главным образом, книги, которые мы с Прайером считаем наиболее полезными для дела; по-нашему, ничто не сравнится с иезуитами. Прайер — джентльмен до мозга костей, и к тому же восхитительно деловой — собственно говоря, у него столь же острая хватка к вещам мира сего, как и к вещам свыше; одним блестящим манёвром он восстановил, или почти восстановил, довольно серьёзную потерю, которая грозила на неопределённое время задержать исполнение нашего великого замысла. Новые идеи озаряют нас с ним каждый день. Я верю, что меня ждут великие дела, во мне крепка надежда, что со временем я смогу повлиять на многое.

Вам же я желаю всяческой удачи; Господь да пребудет с вами. Мыслите смело, но логично, будьте дерзновенны, но осторожны, действуйте мужественно и отважно, но продуманно…»

— и прочая, и прочая.

Думаю, пока достаточно.

Глава LV

Как только Эрнест появился в Лондоне, я, как и положено, зашёл к нему, но не застал дома. Он попытался нанести ответный визит, но тоже не застал меня, и так прошло несколько недель, прежде чем мы, наконец, встретились — это случилось довольно скоро после того, как он въехал на новую квартиру. Он произвёл на меня хорошее впечатление, но если бы не общая любовь к музыке, где наши вкусы полностью совпадали, я вряд ли знал бы, как с ним общаться. Надо отдать ему справедливость — он не стал выставлять мне свои прожекты, пока я сам не подвёл его к ним. Я, пользуясь словами эрнестовой квартирной хозяйки миссис Джапп, «не очень регулярно посещаю церковь» — я выяснил методом перекрёстного допроса, что миссис Джапп была в церкви один раз при воцерковлении своего сына Тома — лет двадцать пять тому назад, но ни разу до того и ни разу после, даже, боюсь, для венчания, ибо, хотя она и называла себя «миссис», но венчального кольца не носила, а о человеке, долженствовавшем быть мистером Джаппом, отзывалась как об «отце моего бедного малютки», а не как о «своём муже». Да, так вот, рукоположение Эрнеста меня раздосадовало. Я сам не рукополагался и не хотел, чтобы мои друзья рукополагались; и я не хотел натягивать на себя маску доброжелательности и прикидываться эдаким всеядным паинькой, тем более ради мальчишки, которого я помню ещё, когда он знал только «вчера» и «сегодня», ну, может быть, ещё «вторник», но ни одного другого дня недели, даже ни самого воскресенья, и когда он говорил, что не любит котёнка, потому что у того на пальчиках булавки.

Я смотрел на него и думал о его тётушке Алетее и о том, как быстро растут оставленные ею для него деньги; и я думал о том, что все они достанутся этому юнцу, который потратит их так, как мисс Понтифик менее всего бы одобрила. Я злился. «Она всегда говорила, — думал я, — что наломает в этом деле дров, но я и подумать не мог, что таких». Потом я подумал, что будь тётушка жива, он, может быть, таким и не стал бы.

Эрнест держался со мной очень мило, и я должен признать, что если разговор свернул на предметы опасные, то вина тут моя. Я сам его затеял, беззастенчиво полагая, что мой возраст и давность нашего с ним знакомства дают мне право на ненавязчивую беспардонность.