С 1870 или 1871 года, когда он познакомился с мисс Элайзой Мэри-Энн Сэвэдж (Алетея из «Путём всея плоти»), ничего «особенного» больше не происходит в жизни Батлера. Есть достаточно указаний (выявленных Фестингом Джонсом в подробной биографии) на то, что между мисс Сэвэдж и Сэмюэлем Батлером существовало нечто большее, чем платоническая и умственная дружба. Батлер неизменно посылал своей подруге все, над чем работал, задолго даже до подготовки рукописи к печати. К замечаниям, которые делала мисс Сэвэдж, он прислушивался. Эта женщина — очень некрасивая, маленькая и болезненная — отчаянно (и долгое время «молча») любила Батлера. Писатель, кажется, нескоро заметил её фанатическую любовь и в сонете 1901 года, опубликованном Фестингом Джонсом <…> признается, что в отношении мисс Сэвэдж не может переступить границу платонической любви. «Она говорила мне, что хотела бы, чтобы я не различал между злом и добром; но не в том дело; я знал зло и я выбрал бы его, когда бы мог, но, вопреки моему желанию, возможность выбирать зло заперта в моих жилах» <…>.
Кроме дружбы мисс Сэвэдж и дружбы нескольких англичан и итальянцев, приобретенной Батлером за много лет, ни одно «событие» не прибавилось к истории этой жизни, так авантюрно начатой. Каждое лето Батлер проводил два месяца на континенте, чаще всего в Италии. Он прекрасно знал север и центр Италии и написал «Alps and Sanctuaries» (1881), книгу, прочитанную по её выходе от силы сотней читателей, но читателей таких, которыми может гордиться писатель. К концу жизни Батлер путешествовал больше всего по Сицилии. Тогда-то он и пришел к выводу, что «Одиссея» была написана женщиной, а именно: Навсикаей, дочерью царя Алкиноя. Много раз он возвращался к проблеме женского авторства «Одиссеи»: в докладе «Юмор Гомера» (1892), включенном в том «Selected Essays» (1927); в нескольких статьях (из них часть опубликована в сицилийских журналах того времени) и, наконец, в книге «The Authoress of the Odyssey» (1897). Несколькими годами спустя (в 1900) он выпустил в свет и прозаический перевод «Одиссеи» — Батлер очень любил эту вещь и знал её почти наизусть в оригинале, по-гречески.
Никто никогда не верил в батлеровскую теорию о Гомере. Но сколько фантазии и сколько юмора в его штудиях об «Одиссее»! Батлер отталкивается от наблюдения, что только девушка могла написать эпизод с Навсикаей, такой женственный и такой тонкий, в котором, как никогда у Гомера, видно присутствие и достоинство женщины; где точно описывается домашняя работа (стирка белья и т. п.) и где вообще доминирует женщинах <…>.
Кроме летних поездок на континент, Батлер, по возвращении из Новой Зеландии и до своей кончины, вел самый монотонный образ жизни из известных английской культуре. Ни любви, ни приключения, ни душевной драмы. Он жил с размеренностью часового механизма и — до смерти своего отца — очень скромно, по доходам. Он потерял порядочно денег, вложив их в одно канадское предприятие, и совершил долгое путешествие в Канаду, но заокеанский мир его не расшевелил, и Канада вскоре стала забытым краем в географии батлеровских чувств. Поразителен этот зазор между мыслительной и нравственной жизнью Батлера и его социальным бытием. <…> Фестинг Джонс, который описал в двух томах жизнь своего выдающегося друга (с трогательными подробностями — вплоть до того, сколько носков и носовых платков Сэмюэль Батлер брал в путешествия), рассказывает в пространном и проникновенном вступлении к его «Selected Essays», как однообразно и с каким автоматизмом протекали дни Батлера в Лондоне[2]
<…>.