Ничего более подходящего мисс Понтифик и представить себе не могла; к тому же её грела мысль, что он попутно выучится плотничать, ибо она — может быть, неразумно — находила мудрым обычай немцев обучать мальчиков какому-нибудь ремеслу.
В письме ко мне, посвящённом этому предмету, она писала: «Богословие, право, медицина — это всё очень хорошо для тех, у кого есть связи и знакомства, равно как и капитал, в противном случае это телеге пятое колесо. Сколько мы знаем с тобой людей и с талантом, и с работоспособностью, и со здравым смыслом, и с целенаправленностью — словом, со всеми качествами, которые непременно должны привести к успеху, а они, тем не менее, годами сидят и ждут, и надеются, вопреки всяческой надежде, на какое-нибудь дело, а оно так никогда и не появляется. Да и неоткуда ему появиться, разве ты рождён со связями или женишься на связях. У эрнестовых отца с матерью связей нет, а были бы, так они бы ими не воспользовались. Надо полагать, они сделают из него священника, во всяком случае, постараются — я допускаю, что это самое лучшее, что можно для него сделать, ибо на деньги, которые оставил ему дед, он сможет приобрести бенефиций, но кто знает, как это воспримет сам мальчик, когда дойдёт до дела; насколько я его знаю, он, пожалуй, ринется в необжитые просторы Америки, как поступают многие молодые люди в наши дни… ну, короче говоря, он бы хотел построить орган, и вреда от этого быть не может, и чем скорее он начнёт, тем лучше».
Алетея решила, что безопасней всего будет заранее сообщить об этом плане брату и невестке. «Я не думаю, — писала она, — чтобы доктор Скиннер слишком уж благосклонно отнёсся к моему предложению внести строительство органов в учебный курс Рафборо, но я подумаю, что тут можно сделать, ибо я от души желаю иметь орган, построенный собственноручно Эрнестом, и чтобы он мог играть на нём, сколько пожелает, но чтобы он стоял в моём доме, а потом, когда Эрнест заведёт свой собственный, я отдам ему орган в постоянное пользование, хотя сейчас пусть он будет моей собственностью, поскольку я намерена взять на себя все расходы». Последнее она вставила затем, чтобы намекнуть Теобальду и Кристине, что их карман в этом деле не пострадает.
Будь Алетея бедна, как обе мисс Оллеби, читатель может легко угадать, что ответили бы папа и мама Эрнеста на такое предложение; с другой стороны, будь она так бедна, она бы его и не сделала. Им не нравилось, что Эрнест всё больше и больше входит в фавор к своей тётушке; с другой стороны, оно, пожалуй, лучше так, а то вдруг Алетея возьмет да переметнётся к семейству Дж. Понтифика. Единственное, сказал Теобальд, что его смущает, — это опасение, что в будущем мальчик может обзавестись дурными связями, если в нём развивать этот вкус к музыке — вкус, которого Теобальд никогда не одобрял. Он, Теобальд, с прискорбием замечает, что и до сих пор Эрнест проявлял тягу к дурным компаниям и мог свести знакомство с людьми, которые, чего доброго, покусятся на его невинность. От такой мысли Кристина содрогнулась; но, хорошенько проветрив свои сомнения, они почувствовали (а начав «чувствовать», люди неизменно последуют тому образу действий, который считают самым «от мира сего»), — почувствовали, что воспротивиться предложению Алетеи значило бы неправомерно подвергнуть опасности жизненные перспективы мальчика, и они согласились или, скажем так, снизошли.
Однако со временем Кристина свыклась с этой мыслью, а потом к ней пришли новые соображения, да такие, что она загорелась идеей со всем свойственным ей пылом. Если бы мисс Понтифик была акцией железнодорожной компании, можно было бы сказать, что её курс на бэттерсбийской бирже на несколько дней взлетел к небесам; высоко котироваться на протяжении долгого времени она не могла бы ни при каких обстоятельствах, но пока отчётливо отмечался настоящий рост. Мысли Кристины перенеслись на собственно орган, как будто она уже сделала его своими руками; это будет орган такой мелодичности и вместе с тем такой силы, что равных ему не найдётся во всей Англии. У неё в ушах уже звенел голос знаменитого доктора Уолмисли из Кембриджа, который, конечно, решит, что это орган работы отца Смита. Нет сомнений, что орган в действительности окажется в бэттерсбийской церкви, в которой до сих пор нет органа, потому что желание Алетеи хранить его у себя — это всё нонсенс, а у Эрнеста собственного дома не будет ещё очень много лет, а в приходском доме его держать нельзя. Нет-нет, единственное достойное место для него — это бэттерсбийская церковь.