Если мальчик хоть раз в таком неуважительном тоне отзовётся о совести своей матери, это значит, что между ним и ею практически всё кончено. Теперь, под напором грубой силы привычки, дивана и нахлынувших на него ассоциаций, он снова подпал было под чары пения сирены настолько, что ему захотелось плыть в её сторону и броситься в её объятия, но нет: на него нахлынули также и другие ассоциации, и сокрушённые кости слишком многих невинно убиенных признаний белели вокруг материнского подола, исключая хотя бы малую возможность снова ей довериться. Итак, он опустил голову и сконфузился, но секрета не выдал.
— Я вижу, дорогой мой, — продолжала мать, — что либо я ошибаюсь и совесть твоя чиста, либо ты не желаешь облегчить её передо мною; но Эрнест, Эрнест, скажи мне, по крайней мере, вот что: нет ничего такого, в чём ты раскаиваешься, от чего ты чувствовал бы себя несчастным — из-за этой жалкой девчонки Эллен?
У Эрнеста все оборвалось внутри. «Я пропал», — сказал он себе. Он понятия не имел, к чему на самом деле вела мать, и полагал, что она заподозрила неладное в истории с часами; но он не отступил.
Не думаю, чтобы он был трусливее, чем большинство его ближних; просто он не знал, что все разумные существа становятся трусами, когда оказываются в безвыходном положении или ожидают, что с ними обойдутся круто. Полагаю даже, если захотеть докопаться до правды, то окажется, что сам святой Михаил изо всех сил старался улизнуть от своей знаменитой схватки с драконом[152]
; притворялся, что не видит всевозможных пакостей со стороны чудовища; закрывал глаза на пожирание им невесть скольких сотен мужчин, женщин и детей, которых сам поклялся защищать; позволил себя публично оскорблять десятки раз, никак на то не реагируя; а в самом конце, когда даже и ангелу стало бы невтерпёж, он всё мялся и никак не мог назначить день и час сражения. Что же до самой схватки, то это было очень похоже на то трали-вали, которое завела миссис Оллеби вокруг молодого человека, женившегося в результате на её старшей дочери, пока через какое-то время вдруг — бац! — и вот лежит издыхающий дракон, а сам он жив и, можно сказать, невредим.— Я не понимаю, мама, о чём ты? — воскликнул Эрнест тревожно и, может быть, слишком поспешно. Мать отнесла его тон на счёт негодования, что его в чём-то подозревают, а поскольку и сама была довольно сильно напугана, то дала задний ход и на полных парах своего красноречия спешно покинула фарватер.
— Ах, — сказала она, — по твоему тону я слышу, что ты невиновен! Ах, ах! Слава Отцу небесному; да хранит Он тебя в чистоте ради возлюбленного Сына Своего! Твой отец, мой милый, — и она заговорила быстрее, не спуская с него, впрочем, пристального взора, — когда встретил меня, был чист, как ангел непорочный. Будь же и ты, как он, самоотвержен, по-настоящему верен в слове и деле, не забывай никогда, чей ты сын и внук, ни также об имени, данном тебе, ни о священной реке, чьими водами омыты были грехи твои кровью и благостью Христовой… — и прочая, и прочая.
Но Эрнест оборвал эти излияния — не скажу на полуслове, но на гораздо меньшем числе слов, чем если бы Кристина имела время высказать всё, что хотела, — он вырвался из материнских объятий и задал стрекача. Где-то уже в районе кухне (где он почувствовал себя в относительной безопасности) он услышал голос отца, зовущего мать, и глас нечистой совести снова затрубил в нём. «Он обо всём узнал, — возопил голос, — и сейчас расскажет маме — на этот раз мне конец!» Но, как оказалось, напрасно: отец искал ключ от погребца. Тогда Эрнест украдкой проскользнул в рощицу за приходским участком и в качестве утешения вознаградил себя трубкой табаку. Здесь, в лесу, под струящимися сквозь ветви лучами летнего солнца, с книгой в руке и трубкой в зубах, мальчик позабыл все свои горести; он получил одну из тех редких передышек, без которых, я уверен, его жизнь была бы несносной.
Разумеется, Эрнеста заставили искать потерянное, и было назначено вознаграждение, но ведь он якобы не раз сходил с тропы в надежде найти мнимую пропажу, к тому же искать часы и кошелёк в полях Бэттерсби — всё равно, что искать иголку в стоге сена; к тому же их мог найти и забрать себе какой-нибудь бродяга, а может быть, их унесли сороки, которые во множестве водятся в округе, так что через неделю-полторы поиски были прекращены, а на повестку дня выступил неприятный факт: Эрнесту необходимы другие часы, другой нож и немного карманных денег.