Путёвые записки

Друзья ушли.

- Ещё несколько сеансов электротерапии, и он вновь станет добропорядочным гражданином.

- Вы уверены, доктор?

- Абсолютно!

- Тогда не жалейте его…

Он открыл глаза, пожевал будто чужой язык, и послал их на ***.

Ветер стегал лицо ледяными пощёчинами и, как мог, держал его за шиворот, одаривая лишними парой секунд, почти двумя вечностями. По пути к земле он разглядывал в мелькавших окнах чужую радость среди глобальных проблем. Счастливые дети возились с поломанными игрушками, их родители брызгали слюной и желчно громили семейный уют. Кто-то сплюнул в мороз, и улетевший вперёд него харчок стал льдинкой за миг до встречи с бывшим экстремистом.

Покорёженный, но излеченный от бунтарства мозг вовсю чудил и не хотел принимать действительность. Врачи скинули халаты и облачились в форму вертухаев. Клиника обернулась колючкой и обросла вышками. Многоэтажный муравейник усох до обветшалой лагерной бани. Пар вырывался в разбитое оконце, унося его взгляд за зелень горизонта.

Разглядывать далёкий лес зеки не любили и другим не советовали. «Живи в тюрьме тюрьмой», - говорили они и добавляли с долей романтики и цинизма: «Вольные картинки терзают сердце и мутят разум, да хер по утрам рвётся к облакам.»

- Красиво! – услышал он позади себя.

Он обернулся и увидел соседа из барака. Этот зек и поставил точку в его путешествии.

- А ведь ты, братуха, только что сиганул с крыши московской высотки. И никакой ты не экстремист, и даже не наркоман. Дурак ты!

Забавный эффект сухих грибов, проглоченных на краю мира. Худой нелепый зек оказался прав. Ошмётки мозга в долю секунды выдумали миллионы новых миров. В каком-то из них шнурки лопнули и его «Гриндера» соскочили с карусели мнимых перерождений.

День и Ночь

Мне интересно жить. День кончается, и перед сном я бегу по ушедшим часам, словно уставший музыкант по струнам старой, но любимой гитары. Отзвуки дня чуть слышно переливаются минувшими радостями и чудесами. Если в нём и были тонкие стежки дурного, то лишь для контраста светлых дел и добрых событий.

Я с нетерпением жду следующий день, но сквозь дрёму напоминаю себе не торопиться. Знаю, завтра возле осенних берёз я буду глубоко вдыхать обжигающую свежесть, и я предвкушаю. В иглах молодого кедрача нашла приют опавшая листва, и я обязательно прикоснусь кончиками пальцев к жёсткому ёршику одного из таёжных гостей. Среди поросли кедра и трёх берёз заблудился белый медведь. Он с грустью смотрит пенопластовыми глазами на далёкий северный полюс, мечтает рвануть на родину предков, но нет, он символ и здесь ему придётся отбыть пожизненный срок.

Я подниму взгляд к верхушкам берёз и замру от восторга. Нога не успеет шагнуть, а я проживу ещё одну незабываемую жизнь. На чистом, и без намёка на дымку облаков небе какой-то нереально мультипликационной синевы качается мозаика разноцветной листвы. Её шелест и мелкая дрожь выхватывает из памяти банные вечера далёких дней.

Но это будет завтра, как было уже сотни раз, где я каждое утро, словно впервые увидев солнце, радовался ему по-детски искренне с улыбкой сельского дурачка.

Я хорошо помню, ибо старался запомнить редкую удачу заскочившего в бетонную клетку Лефортово солнечного зайчика. Он был даже не лучиком, всего лишь отражением от цинковой крыши какой-то хозпостройки в тюремном дворе. Я ловил глазами отблеск, жмурился и расплывался в мелкой радости жизни, чеканя в сознании этот момент на долгие годы вперёд. И я не мог тогда знать, что в соседней камере мой случайный знакомый вскрывал в знак протеста горло.

Но что мне километры лагерной «колючки» с вышками по периметру, если я насквозь пронизан лучами утреннего солнца, если я и сам уже солнце с бездной неба в придачу. Мой день, моя жизнь соткана из бесконечности счастливых мгновений, и все они слиты в нерушимый монолит любви ко всему миру здесь и сейчас. Стоит дать волю мыслям о сиюсекундном счастье, как возникает сомнение: а не попытка ли это уйти в грёзы от окружающего ада?

И не надо думать. Это игра ума. Сознание спокойно в гармонии с сердцем, слушай его и гони сомнения прочь. Ни крохи сожаления о сбывшемся, ведь размышления об ошибках приводят к тоске и сердечной боли. Я сковываю память и стираю мысли, словно губкой с классной доски. В коротком, едва живом времени нет тоски по ушедшему, как и нет надежд на случайное завтра. Ближайшую вечность не омрачит мой беспокойный ум. Я замер в неге, и в душе идеальный покой. Я существую только в мгновении и, задержав глубокий вдох, ловлю момент между ударами сердца и растягиваю миг нирваны на вечность.

Я счастлив. Я сплю.

Суккуб приходит ко мне в сумраке сна. Я ещё не утонул в океане пустоты без сновидений, но уже исчез и из мира дневной суеты.

Я беззащитен перед демоном неудовлетворённых страстей, и беззащитен намеренно. Мне нет дела до обязательств дня. В сумеречном мире нет совести, чисты от ложных достоинств помыслы, в нём только я и демон.