Путёвые записки

Сердце стынет, дыхание сбивается. И хотя я знаю, что цепи ночного гостя ещё не так прочны, рвать их я не буду. Я не хочу быть беспредельно хорошим хотя бы здесь, где даже боги на миг прикрыли вуалью свой взор.

Суккуб меняет облики от уже нашего с ним общего предпочтения. Мы слиты в одно существо тонких материй, и нет в моей жизни столь идеального единства, как в этот короткий период моего забытья.

Человечности во мне всё меньше. Древний зверь всплывает на поверхность меркнущего сознания и берёт власть над социальной шелухой, что с самого рождения облепляло моё «Я» всё большими слоями.

Воля суккуба для жертвы его непреложна. Я спешу содрать с себя остатки добродетели, этой дневной мишуры, отжившего своё рудимента. Я и не могу иначе, ведь он, в образе желанной незнакомки, погрузил в мой ум тонкие пальцы с французским маникюром и достаёт из потаённых закоулков томные картинки давно прошедших или так и не наступивших оргий. Сердце моё - подставка для стройных ног суккуба.

Светлые подарки дневного солнца – ночная пища демона. Сдобрив несъедобные для него остатки моей верности похотью и цинизмом, этой неотъемлемой для него приправой, он хрустит ими, словно чипсами в кинотеатре.

А на большом экране мои бывшие и будущие подруги сменяют друг друга, и я в диких сценах суккуба даже не актёр второго плана – всего лишь статист.

В конце концов, ночной пришелец добирается до самого дна, до наиболее извращённых свершений первобытного зверя и сливается со мной в алом поцелуе страстного каннибализма, воистину завершающем аккорде абсолютной Любви.

И демон уже я.

Путёвые записки - разное

Аварийщики

 

Тех арестантов, у кого на прикроватной табличке красовалась ст. 264 УК РФ, называли «аварийщиками». Люди для тюрьмы совершенно случайные, а потому особенно мне интересные.

Мне их было их жаль, но ещё более я жалел их жертв. А потому, не раз злорадно напоминал им, что так-то они жизни загубили, а потому им грех на что жаловаться. И сами живы, и на воле уже через несколько лет жить будут. А погибшие – нет.

Но несмотря на их справедливые мучения, я всё же невероятно им сочувствовал. Ещё вчера они планировали выходные или думали, как лучше потратить зарплату, а тут на тебе! Отвлёкся на телефонный звонок или решил, что пара бокалов пива не страшны… И вот уже утром среди бетонных стен с угрюмыми и зачастую неадекватными соседями.

Скорый суд, и хорошо если колония-поселение. Пахать придётся как лошади или платить, как корове, но всё не так уж и печально. Страдания наваливаются на тех, кто прямиком из-под домашнего ареста едет в колонию общего режима. Бедолаги и в «столыпинском» вагоне, и по прибытию в колонию ещё несколько месяцев пребывают в непроходящем шоке.

Представьте: ещё вчера котлеты или домашние пельмени, а уже сегодня непонятная субстанция из дешёвой сои и кислой капусты. Следователь, увещающий об условном сроке при добровольном признании вины. Заплаканная жена или мать на коротком свидании. Суетливые распоряжения и дешёвый адвокат. И пять или семь лет общего режима холодным голосом судьи. В качестве бонуса - несколько сотен тысяч ущерба в пользу родственников погибшего на долгие годы вперёд.

Жена будет всё реже присылать дешёвые посылки, потому что надо работать и кормить детей, а то и развестись, чтобы кормить себя. Жалеть весь срок будет только мать.

Пришибленные мужики ходят туда-сюда в секциях или на улице, постоянно курят и строчат письма на волю. Или, наоборот, лежат на шконках или сидят на скамейках, пришибленно уткнувшись в стену. Другие взахлёб читают всё подряд или учат английский, круглосуточно работают на «промке» или не вылазят из церкви. Страдают «аварийщики» по-разному, но страдают все. Больше, чем насильники.

Благодаря «аварийщикам» понимаешь, как хрупок наш спокойный и обыденный мирок. Если кому-то надоело жить по схеме работа-дом-работа-отпуск, то он может запросто спуститься в ад и навсегда изменить своё рутинное обитание. Хорошо, если окажется в «чёрной» колонии, там будет выбор: спиться в бараке или замаливать грехи в храме. Но в «красной» колонии «аварийщик» будет бит и унижаем наравне со всеми.

С первым «аварийщиком» я встретился лишь в лагере, так как в Лефортово, где я провёл первые два года, такие не обитают. Их там только по телевизору и видят – то один снёс остановку с пассажирами, там другой перевозил, но не довёз пассажиров. И вот такой случайный «пассажир» оказывается в исправительной колонии, пройдя уже арест, тюрьму и этап, то есть изрядно испуганный и потерянный.

После карантина он быстро попал в «семейку», что помогла ему пережить шок рассказами о лагере, после подарила ему тазик для стирки и показала магазин с сигаретами. Всего через месяц «аварийщик» сидел ночи напролёт с запрещённым телефоном под одеялом и рассказывал жене истории о любви, а любовнице о сексе. Деньги на продукты, связь и «общак» присылали ему обе.