Путёвые записки

Где-то за полгода до освобождения я в письмах стал изредка упоминать, что если мне не отдадут мои тетради, то я не уеду, а поставлю палатку напротив входа в лагерь и буду там жить до тех пор, пока мне не вернут мои записи. Возможно эти буквы дошли до чьего-то высокопоставленного сердца и мои записульки вручили мне перед выходом на руки. Правда новопоставленный опер, хороший кстати на тот момент человек, пожаловался мне, что всю ночь ему пришлось читать какую-то жуткую «пургу» в нескольких блокнотах мелким почерком. Когда я сказал, что это мои скрупулёзно записанные сны за восемь лет отсидки, он почему-то расстроился.

Освобождение - это соцсети, Проза.ру, Ридус... Тысячи беглых просмотров, иногда приятные отзывы. Как вдруг...

Связался со мной старый знакомый. Мотает сейчас срок на одном из "чёрных" лагерей РФ. Рассказал, что у них мои рассказы популярны, а блаткомитет на днях распечатал пару текстов для сходки. Зачитали мужикам и резюмировали: "слушайте и знайте как сидят на других зонах, цените что имеете и скажите спасибо "старшим братьям" за наше положение".

Вот это приятно.

Тюремное образование

 С тюремной системой образования я впервые столкнулся в штрафном изоляторе костромской колонии.

Маленькая сырая клетушка с железными стенами, беспардонные крысы и рыжий сосед восемнадцати лет. Рыжий был школьником, но только номинально. Учиться он не любил с детства. Однако если на воле за нежелание учиться можно было отхватить максимум отцовского ремня, то «за колючкой» среднее образование являлось столь обязательным, что за прогулы наказывали жёстко. Вместо ремня — электрошокер, вместо «домашнего ареста» — карцер.  За систематические прогулы Рыжий и был водворён в ШИЗО аж на две недели.

В общей сложности он провёл в изоляторе полгода, и это его совсем не беспокоило. На мои удивлённые возгласы, он недоумённо пожимал плечами. Восемнадцатилетний школьник? Ну и что, у нас в классе есть и тридцатилетние. Карцер вместо школы? Ну и что, я «под крышей» чувствую себя свободнее, чем за партой. Кем я стану, когда вырасту? Да мне пох...

Когда меня, спустя два года, привезли в сибирскую колонию, за учебную парту сел уже я сам.

Работая в «красной» колонии статистом (эдаким учётчиком-бухгалтером), я имел доступ к данным об всех осуждённых колонии. Как к официальным данным, так и к тщательно скрываемой информации от проверяющих комиссий. Мечта репортёра.

На тысячу человек школьников было около ста. То есть каждый десятый совершеннолетний зек был без среднего образования. Немало было и тех, кто учился всё ещё в пятом или шестом классе.

Каждое утро начиналось с переклички. Юные карманники, наркоторговцы, грабители и насильники собирались на плацу, выкрикивали фамилии и строем расходились по классам. Там, за решёткой, что отделяла учеников от учителя, преступные элементы превращались в обычных школьников. Кто-то старательно выводил формулы в казённых тетрадях, кто-то пялился на грудь молодой учительницы, кто-то учился спать с открытыми глазами.

Уклонистов вылавливали дневальные отрядов, «сдавали» их в оперотдел, и там проводились такие «разъяснительные беседы», что уклонист ещё долго чесал за партой ожоги от шокеров.

Стоит отдать должное учителям. Их выдержка и терпение к молодым уголовникам была фантастична. Флегматичные пенсионерки повторяли какое-нибудь правило в стотысячный раз, лишь бы наголо стриженный неуч смог его повторить. Если ученик позволял себе лишнее — красная кнопка решала проблему. Приходил инспектор с дубинкой, выводил хулигана из класса, и, через некоторое время, обратно возвращался уже примерный ученик. Сидеть ему, правда, было очень больно.

Учиться старались хотя бы на тройки. Списки хронических двоечников отправлялись начальнику колонии. Тот был суров. В общении с зеками слова «бл..дь» и «отъ..бать» у него слышалось чаще других. Лишний раз не попадаться ему на глаза старались и взрослые арестанты, что уж тут говорить о малолетках. И потому, со скрипом и натугой, но к концу года десятки осуждённых получали корочку о среднем образовании и радовались окончанию школьных мучений куда как сильнее вольных выпускников.

В лагере зеки могли получить не только среднее образование. Рядом со школой находился филиал ПТУ. Охотники за технической специальностью шли учиться на столяров, плотников, сварщиков, электриков и автослесарей. В клубе колонии висели плакаты высших учебных заведений. Особо настырные имели возможность получить заочный диплом экономиста или юриста.

Я решил посмотреть как выглядит лагерное образование изнутри и, проявив настойчивость в штабе колонии, записался в группу автослесарей. Заодно смогу отличить карбюратор от аккумулятора, думал я.

ПТУ колонии было показательным, как и сам лагерь. Преподаватели, как правило, бывшие работники ФСИН были мужчинами, и потому решёток в классах не было. Зато было множество учебных пособий, экспонатов и тематических книг. У будущих автослесарей в классе стоял двигатель в разрезе и, покрутив на нём ручку, можно было наблюдать цикличный ход поршней.