Путёвые записки

Ещё через неделю, уже в Тюмени, я с удивлением разглядывал очередную камеру ШИЗО в колонии строгого режима. Мне пояснили, что, хоть на табличке и написано ШИЗО, но на деле - это ТПП, то есть транзитно-пропускной пункт. Условия пребывания в нём, правда, были совершенно одинаковыми с изолятором. Но это уже никого не волновало.

Камера, в отличии от кировской, была просто огромной и без потолка. Вместо оного была широкая решётка, а над ней балкон. На решётке я подтягивался, а на балконе время от времени появлялся охранник. Сверху он мог видеть даже онанистов в туалете. В метре над балконом был уже настоящий потолок. С него пространство освещала огромная газоразрядная лампа. Рядом висела сирена. Утренний подъём она орала так, что первые сутки я подпрыгивал с койки и пытался спастись с «тонущего корабля».

Бумагу с ручкой мне также не давали, но я, как уже опытный репортёр, доставал спрятанный кусочек карандашного грифеля и о своих приключениях писал им на туалетной бумаге.

Следующий по пути централ, мариинский, поразил меня перманентным запахом прорванной канализации. Поначалу я так и предположил, что лопнула труба, однако сокамерники меня разубедили: здесь, дескать, всегда так.

Мариинские зеки гордятся тем, что через их централ когда-то в свою шушенскую ссылку проезжал Ленин. Эти же зеки с удовольствием пересказывают местную легенду о том, как сокамерники Владимира Ильича «опустили» его за «крысятничество». И даже уточняли его новое имя - Лена. Когда я эту историю услышал уже от сотрудника администрации, то конечно же уточнил, что именно «скрысятничал» любимец всех октябрят.

- Как что? - удивился инспектор. - Пайку хлеба спёр для своих чернильниц. Ты разве не знаешь, что он писал письма молоком?

Я вспомнил детские книжки.

- А молоко тоже чужое было? - уточнил я, но инспектор отмахнулся.

Я же скрупулёзно занёс в дневник новую запись местного фольклора.

В камере, куда я попал, на стене висели мыши. Перевязанные хвостами, они пищали и теребили лапами воздух, словно перебирали невидимые струны. Я подумал, что здесь ими питаются. Чуть позже ловец мышей - здоровый бурят - их «амнистировал». Спустил живыми в туалет.

Чуть раньше моего приезда в СИЗО Мариинска сменился начальник. Молодой и фанатичный карьерист во всеуслышание заявил, что теперь этот централ раз и навсегда будет красным. Уже через неделю жестяная крыша централа, и правда, была покрашена в ярко красный цвет.

Последним транзитный пунктом у меня было кемеровское СИЗО. В многоэтажном спецкорпусе были не только этапники, но и карцер, школа для малолеток, сами малолетки и женщины. Много женщин. Весь день за решёткой я слышал их разговоры, точнее крики друг с другом. В таком своеобразном межкамерном общении они рассказывали о своём вчерашнем дне, о снах, о планах, о мечтах, о «сучках» в соседних «хатах», ссорились, матерились, проклинали, мирились и, даже, проводили совместное чаепитие. Мне этот централ напомнил птичий базар.

Уже зная, что на днях меня этапируют в знаменитую по области «краснознамённую» колонию, и не предполагая ничего хорошего, свои путевые дневники я отправил «на авось» обычной почтой адвокату. Через полчаса пришла симпатичная женщина в форме и вывела меня в школьный класс на беседу. Мы сидели за партой и она, оказавшись местным оперативником, почти час допытывалась, что за книгу я пишу и много ли у меня ещё подобных записей.

Возможно, она стала моей поклонницей, потому как письмо адвокату всё же дошло.

Путешествие в Столыпине

С вещами на выход!

Овчарки. Автозак. Овчарки. Столыпинский вагон. Этап.

Мой путь в «столыпине» - семь тысяч километров. Москва - Ярославль - Кострома - Поназырево - Москва - и снова Ярославль - и вновь Поназырево - Киров - Тюмень - Мариинск - Кемерово. Шесть месяцев дорожных приключений.

Отправная точка - СИЗО «Медведково», Москва. Две недели ожидания, заветные слова «… на выход!» и первый шаг в неизвестность. Атмосфера таинственности сопровождает зека весь его этапный путь. И хотя в личном деле осуждённого всегда стоит отметка о его конечном пункте назначения, но конвой делиться информацией не любит, и ореол таинственности сохраняется до последнего километра.

«Столыпинский» вагон - это уже фольклор. И пусть Столыпин к вагонзаку никакого отношения не имеет, но по пути в лагерь зеки костерят именно его.

Удивительно, вагон с преступниками нередко цепляют к обычным пассажирским поездам. Сколько раз я путешествовал на воле поездом, но даже и подумать не мог, что где-то в конце состава едут столь необычные пассажиры. Едут, и ещё как!

Внешне, вагон для спецконтингента мало чем отличается от обычного. Разве что окна у него только с одной стороны, да и те непрозрачные и зарешёченные. Внутри же вагона всё те же купе, полки, туалет. И решётки, решётки, решётки…