Спецгруппа развернула свою спецаппаратуру, спецслужбы задействовали своих лучших спецагентов… однако время шло, а результатов не было. Мало того, усилия Кудринки и полиции наталкивалось порой на сопротивление; иногда явное, иногда скрытое, чаще назойливое. Левая бровь Петра Кудринки удивлённо поднялась. «Коррупция…» – поставил диагноз Марчел. «К сожалению…» – согласился Баер. Тем не менее, дело двигалось, – всплыла кличка – Полковник. Это несильно помогло, – одно дело, знать – кто, другое дело, – где? Полковника искали давно.
Петр понимал, что возня вокруг пришельца принесёт ещё сюрпризов и держал про запас пару козырей. Одним из этих козырей был Шерхан. Малахольный специалист по боевым искусствам имел обширные связи за пределами «цивилизованной зоны» и они пригодились. Боец, косвенно столкнувшись с Волком, видимо, проникся к нему если не симпатией, то уважением и когда Кудринка обратился к нему, то не стал кокетничать, а сразу сказал «да».
Сейчас Шерхан исчез. Просто ушёл, оставив в гостинице средства связи и кредитки. Кудринка решительно не понимал, как в таких условиях можно что-то сделать, но не вмешивался. «Пусть как хочет, – был бы толк», но и с этой стороны результатов не было.
Даже капельки воды точат камень, занудно падая в одну точку. В этом случае молотили инструментами посерьёзней. В одно прекрасное утро телега поиска скрипнула голосом офицера-координатора информацию о том, что вроде бы нащупали место расположения какой-то подозрительной фермы, которая, вроде бы никакая не ферма. Через несколько минут пред светлые очи представителя Большого Совета и поросячьи глазки министра Баера предстал могутный добрый молодец в элегантной экипировке состава международных сил. Могутность ему придавал многослойный защитный костюм, имевший в своём составе и газовую прослойку. Шлем бравый вояка держал в руках, и торчащая из просторного декольте костюма шея казалась непропорционально тонкой, даже сурово сдвинутые брови не могли придать необходимой грозности. Парень, видимо, это понимал и, пытаясь скрыть нелепость своего вида, рявкнул так, что замигали экраны мониторов, расклеенные по стенам.
- Лейтенант Дюваль, сэр!
- Вольно, сынок… свою задачу знаешь?
- Нет, сэр!
- Как тебя зовут?
- Хьюго, сэр!
- Хьюго… – задумчиво повторил Кудринка, – надо же, Хьюго…
Петр понимал, что счёт, возможно, идёт на секунды, но суетиться было нельзя, – лейтенант должен был «проникнуться».
- …Я не знаю, сынок, куда тебе предстоит попасть, я не знаю, что тебя там ждёт… Но я знаю, что ты и твоя команда – лучшее, что у нас есть. Я знаю, что человек, которого вам предстоит вытащить стоит дороже тебя, всей твоей команды и меня в придачу. Это не слова из нового боевика. Это так оно и есть. Поэтому… вступай в переговоры, сули золотые горы, ползай на брюхе, ешь землю, клянись мамой, стреляй… но! Парня этого достань… целым и невредимым. Подробно тебе офицер-координатор расскажет.
Баер посмотрел вслед лейтенанту пустым взглядом и вроде как самому себе проговорил:
- Неужели переговоры будет вести этот мальчик?
- Он найдет базу, – Кудринка повернулся лицом к министру, – он начнёт переговоры, а разговаривать буду я сам. Вы, кстати, зря волнуетесь, – у них неплохая подготовка, я бы даже сказал – весьма!
Глава 40
Лейтенант Хьюго Бенджамин Дюваль шёл к своим ребятам. Он расстался со своей защитной экипировкой, и сейчас на нём была только лёгкая повседневная форма. Он точно знал, что сделает. Он со своими парнями обложит базу со всех сторон, потом выйдет из джунглей на открытое место; молча, не спеша, снимет с себя бронежилет, оружие и пойдёт навстречу бандитам… Лейтенант представил себе свою стройную фигуру на ярко-зелёном фоне… очень эффектно! Он будет идти не спеша, лёгким пружинистым шагом… На него будут смотреть через прицелы десятки глаз. Среди них будут наркоманы, будут психи, и любой из них может не выдержать и просто нажать на курок.
Хьюго вздрогнул, – фигурка на ярко-зелёном фоне казалась уже не столь эффектной; она была скорее хрупкой и беззащитной. Он вдруг понял, что всё всерьёз и ещё он понял, что сделает то, что задумал… Что-то сломалось внутри лейтенанта, словно прорвало плотину, изменилось лицо. Он шёл вперёд и не осознавал ещё, что стал взрослым.
«Прекрасная смерть!» – слышим мы иногда. Что с вами, люди? Стоит ли кокетничать с вечностью? Опомнитесь! Смерть не бывает, не может быть прекрасной. Вспомните лица, искажённые мукой, сведённые судорогой страха… «Он умер с улыбкой на устах», – боже, какое лицемерие! Улыбка остаётся улыбкой только на живом лице, мёртвый взгляд превращает её в чудовищный оскал! Это лицо смерти, оно не может быть привлекательным… никогда… нигде.