Путник, зашедший переночевать

В минувшие дни девушки сидели в отцовском доме, а не в адвокатских конторах, и помогали матерям по хозяйству. А в свободное время читали книги. К зрелости Господь посылал такой девушке супруга, и они начинали совместную жизнь. Конечно, заработки адвоката, в сущности, вполне кошерны[228]

. Если б его тесть сдержал тогда свое слово, возможно, и он, господин Зоммер, тоже был бы сейчас адвокатом. Но что касается доктора Цвирна, у которого работает Бабчи, то здесь все запутано. Что же именно запутано? А то, что если этот Цвирн допускает кое-какие нарушения ради своих клиентов, то раз он адвокат по закону, он должен делать все возможное, чтобы оправдать своего подзащитного в суде. Но, с другой стороны, не подобает адвокату идти на всякие нарушения ради собственной выгоды и обогащаться за счет того, что другим будет в убыток. Взять хотя бы его историю со старым одноглазым жестянщиком, отцом доктора Милха, — этот Цвирн вовлек его в такие затяжные препирательства в суде, что тот в конце концов продал ему свой дом чуть не задаром. Что же касается Давида-Моше, внука нашего раввина, то это просто пустое место, его с самого начала нечего принимать в расчет. Вся его важность тем и исчерпывается, что он внук раввина. Да и то надо еще поинтересоваться: если ты внук раввина и уважаешь своего деда, почему ты не идешь по его стопам? А если твой дед тебе неважен, то в таком случае в чем твоя собственная важность? С другой стороны, если говорить об этом молодом коммивояжере, то, похоже, он человек степенный и надежный. И счета щедро оплачивает, и Крульке дает чаевые. Правда, с женой не в ладу, но ведь возможно, что это он прав, а она не права. В любом случае сам он, господин Зоммер, в эти дела вникать не намерен, хотя они и касаются его дочери. Уж если Рахель его не послушалась, то Бабчи и подавно слушаться не будет.

А Бабчи между тем покинула торгового агента — ей пришло время идти в канцелярию к своему адвокату, и, судя по тому, как неожиданно она поднялась и ушла, агент этот даже не успел попросить разрешения ее проводить. И вот теперь он сидит в одиночестве и размышляет о своей жене и своих маленьких детях. Интересно, когда он окончательно решил развестись с женой — до приезда в Шибуш или после того, как вернулся из Шибуша? Все клонится к тому, что он после возвращения из Шибуша вдруг почувствовал, что жена ему не нравится. И, наверно, вспомнил тогда, что уже в первый год после женитьбы понял, что она ему не пара. Почему ж он тогда жил с ней все эти годы? Да потому, что она сразу забеременела и он не хотел ее огорчать, вот почему. А не успел он опомниться, как она опять забеременела, и он снова не хотел ее огорчать. И потом, тут ведь такое дело — люди, которые все свои дни и ночи проводят дома, и жены торчат у них на глазах каждый день и каждый час, такие люди как-то утрясают свои семейные дела, а торговый агент, коммивояжер — он ведь постоянно в разъездах, и даже если решит разойтись с женой, то стоит ему вернуться домой и увидеть, что она для него нарядилась, и стол накрыт, и кровать постелена, — он тут же забывает, что собирался сделать. А там, глядишь, не успеет он набраться духу, открыть ей свои намерения, как она уже опять беременна, и он опять не может позволить себе ее огорчать.

Отвлечемся, однако, от сердечных дел нашего коммивояжера и глянем лучше, что происходит с ним самим. Вот он снова достал из кармана пачку сигарет и извлек из нее очередную сигарету. Поодаль, за другим столом, отец Бабчи дымит трубкой. Коммивояжер, наверно, думает: а не встать ли мне, и подойти к господину Зоммеру, и прикурить от его трубки? Или, может, лучше мне сходить на кухню и взять там уголек? А если застану там госпожу Зоммер, то, может быть, между нами завяжется беседа. Ведь госпожа Зоммер, в отличие от своего мужа, рада поговорить. Вот странно: все трактирщики и владельцы гостиниц во всем мире любят поговорить с гостями, а этот знай себе молчит. Может, ему не нравится, что его гость хочет развестись со своей женой. Эх, не понимает он, что, если б не его Бабчи, этот гость так бы и прожил со своей женой все оставшиеся ему дни и годы. Эта Бабчи, помоги ей Господь, в каком бы виде она ни появилась — в кожаном пальто или в скромном платье, — она прямо-таки сводит его с ума. Все эти женщины — с ними всегда плохо. Ненавидишь ты их — плохо, любишь ты их — тоже плохо. Как легко все было зимой, когда у тебя не было к ней ни любви, ни ненависти, — просто сидела она напротив, и шутила, и хохотала до упаду. А сейчас, когда ты глаз с нее не сводишь, она вообще на тебя не смотрит. Право, если б не возня с лавочником, лучше всего было бы собрать свои вещички и вернуться домой.