Пузырёк воздуха в кипящем котле

- У меня был друг, - сказала Комякова. – Жизнь его изломала, но он все равно был моим другом. Его еще не определили…

- Каждый отпределяет себя сам, - сказал Вахтер и повторил: - Свободу воли еще никто не отменял.

Комякова посмотрела под ноги, но не увидела пола, а увидела там, внизу, и вокруг себя, и вдали, у границ (а были ли там границы?) сияющего купола, - моря, вершины гор, распахнутые пространства земли, реки и воды, города и страны… Свой мир… Увидела и домик, в котором томился Поэт в ожидание Гете, и квартиру Моцарта, и его злую, никем не любимую бабку, и Яшу Гинзбурга, и Киру на улице Красной, залитой солнцем семидесятых… и Сашу Тузырина в тренировочных штанах и лаковых туфлях на босу ногу, на той же улице, только других лет, и все это было незыблемым и неизменным, потому что вылито, как статуя из бронзы, свершившимся временем. Ovnia mutantur nihil interit. Все меняется, ничто не погибает.

- Вообще-то, проблемы есть… - сказал Вахтер и протянул ей руку.

Его рука была болшой и твердой.

- Я знаю, я могу не вернуться, - прошептала

Комякова.

- Не надо бояться, - сказал Вахтер. – Никогда ничего

не бойтесь.

Они сделали несколько шагов – прямо перед ними была дверь. Дверь на чердак, она же – дверь с чердака.

- Дверь – это всегда откуда-то куда-то, - сказал Вахтер и достал ключи.

- Это мои слова! – закричала Комякова. – Мои слова!

И тут она очутилась в своей комнате со спущенными шторами.

VI

Через несколько месяцев Комякова вернулась в родной город. Развод они не оформляли, но договорились с мужем, что на наследство она не претендует и это же было отмечено в его завещании. На очередном домашнем обеде глаза его детей заметно потеплели… Впрочем, какие-то деньги он ей выделил.

Он был совсем уже старик, подтянутый и чистый, со все больше камнеющей и охладевающей душой, с набором неизменных привычек, организующих и поддерживающих его жизнь, и в этом его упорядоченном, как часы, мире для нее было выделено не такое уж большое место. Возможно, он в ней нуждался, но скрывал это. Иногда она к нему приезжала, и они встречались, как старые, добрые друзья. Эти встречи были доброжелательны, прохладны и сдержаны, и напоминали ритуал. Да так оно и было.

Сначала по протекции Саши Тузырина Комякова устроилась в одну газету простым корректором. Время изменилось, пришли другие, совершенно незнакомые ей люди, но она добросовестнейшим образом исполняла свои обязанности и была на хорошем счету. Постепенно она освоилась, стала потихоньку поднимать старые связи, на выделенные мужем деньги купила квартиру под офис, начала издавать небольшой журнал и даже основала общественную женскую организацию «Галина». Звали-то Комякову Галиной…

Саша Тузырин держался очень неплохо, до того неплохо, что по отношению к Комяковой, особенно на первых парах, усвоил какой-то нравоучительно-покровительственный тон. Но потом у него началась черная полоса, стала болеть жена, а старший сын, предмет его гордости, преупевающий бизнесмен, за какие-то финансовые махинации два года отсидел в тюрьме. От всех этих бед Саша быстро постарел и как-то выцвел.

Яша Гинзбург исчез, растворился в материках и странах. Ходили слухи, что он перебрался в Австралию и прекратил переписку даже с родственниками. Дело Антона было давно закрыто, да и не имел он к этому делу никакого отношения, кроме своих собственных тайных желаний. Но сила желаний бывает так велика, что иной человек может спутать их с реальностью. Спутать, страдать и мучиться угрызениями совести. В этом – в страданиях Яши Гинзбурга – Комякова не сомневалась, как не сомневалась и в том, что все та же силы желания, где бы он не находился теперь, когда-нибудь приведет его в квартиру Моцарта, в которой когда-то он был молод, не одинок и уже поэтому счастлив.

Инна Муромцева с дочерью приехали недели через три после гибели Антона. Но Антон предусмотрел все, даже это. Им ничего не досталось, кроме самой малости – оплатить билеты на самолет. Инна по-прежнему была красива и по-прежнему истерична. А дочь, белобрысая, белокожая, рыхловатая девушка говорила с акцентом, близоруко таращилась из окна такси на уже забытый ею город, и была очень похожа на Антона. Но только внешне.

Молодая жена Антона так рыдала на похоронах, что серьезно опасались за ее психическое здоровье. Меньше чем через год она вышла замуж за какого-то компьюторщика и уехала с ним, матерью и сыном Антона, кажется, в Канаду…

А что же Кира?