ПВТ. Лут (СИ)

— Как тебя занесло сюда, а, Лин? — Нил подмигнул ему, точно старый друг. — Первые редко отпускают своих детей без охраны.

Не редко, просто никогда, подумал Лин и потер досадное пятно на запястье. Осторожно ответил:

— Я не представлял, что здесь настолько не любят Первых.

Нил уселся на край своего ложа — узкой доски в грязных цветастых тряпках, положенной прямо на какие-то набитые камнями ящики. Подвернул под себя одну ногу, насмешливо оглядывая Лина с макушки до пяток. В маленьком, под самым потолком зарешеченном окошке малиново млел рассвет, пересекаемый тенями редких прохожих.

— Я видел тебя на площади, — продолжал Лин, чувствуя, как начинают гореть уши, — ты играл на виолончели… Это было…так красиво.

Крокодил просиял на похвалу всей пастью.

— Вот спасибо, хвостик! Хотя тогда я откровенно лажал, настроение не задалось, — Нил притянул к себе инструмент за гриф, приласкал, как домашнее животное.

— А твои… — Лин перебрал в воздухе пальцами.

— Не мешают нисколько, — фыркнул его спаситель, верно истолковав заминку и сумбурную жестикуляцию, — скажу больше, некоторым девушкам это нравится особенно.

Демонстративно коснулся кончиком языка металлического звериного когтя, венчающего средний палец. Засмеялся.

Скуластое лицо его было слеплено сухо и выразительно: горбатый нос, узкие губы, твердый, крепкий подбородок. Аккуратные усы, короткая ухоженная бородка. И серые глаза. Такие прозрачно-матовые, как весенний дождь, Лин допрежде видел только у Ивановской братии.

— Какие планы, Лин? — Нил с лукавым прищуром огладил бородку.

Оловянный покачал головой, слегка замялся.

— Я бы пошел, Нил. Спасибо тебе огромное, но мне действительно пора.

Музыкант удивленно хохотнул, будто Лин неожиданно отмочил грубоватую смачную сальность. Сел ровнее, оглядывая собеседника с новым интересом.

— Гуапо, да ты шутник. Местные деятели не выпустят тебя с Хома, им ты теперь нужен либо в клетке, либо дохлый…

— А ты не обманываешь?

— А я похож на лжеца?

— Да, — честно ответил синеглазый.

Крокодил не обиделся, пожал плечами:

— Ну, увы, малыш, именно в этом я не вру.

— Мне надо выбраться с Хома.

Крокодил задумался. Подался ближе к юноше, подцепил когтем прядку белых волос. Оловянный настороженно отодвинулся к стене.

— А вот знаешь что, — сказал медленно, — я могу тебе помочь. Наши желания вполне совпадают, но вопрос — чем ты можешь помочь мне? Сразу скажу, твое уютное юное тело и деньги меня не интересуют. Что у тебя есть, кэрридо?

Лин сглотнул, прикидывая, что может предложить в обмен на помощь.

— Я умею рисовать и сражаться, — протянул неуверенно.

— Что, одномоментно? — фыркнул Нил. — Можешь смело составить конкуренцию цирковым собачкам.

Лин покраснел.

— Нет, я, правда, умею. Я могу защищать тебя.

Крокодил обидно рассмеялся.

— Ты и себя защитить не в состоянии, чико бланко.

Лин оскорбился, вздернул голову.

— Я. Могу. Тебя. Защищать. — Сказал, раскалывая слова и щурясь от гнева. — Я умею сражаться.

Нила, казалось, забавляла его реакция.

— Ну-у-у… — протянул нарочито недоверчиво. — Доводилось людей резать, Лин?

— До смерти не приходилось. Но я выходил против Машины, — нехотя, глухо отозвался Лин.

Крокодил замолчал, с губ его стекла улыбка. Серые глаза похолодели, подернулись ледком. Оловянный исподлобья следил за его лицом, уже жалея о том, что проговорился. Его глупая эмоциональность, всегда подводила.

— Не пиздишь, малолетка?

— Проверь, — коротко посоветовал Лин.

— Проверю, — лед в глазах не таял. — Прямо здесь.

Первый насторожился, готовый биться против любого обращенного в его сторону оружия, но вместо этого Нил шлепнулся обратно на ложе.

— Валяй, маэстро. Срифмуй портретик.

— Мне… Нарисовать тебя?

— Ты видишь здесь кого-то другого, более достойного твоей кисти? — Нил повернулся, демонстрируя гордый профиль.

— Н-нет, но моя одежда…карандаш, блокнот… Все пропало.

— Какая чушь, скажите пожалуйста, — Крокодил, насмешливо фыркнув, притянул к себе растрепанную сумку — лениво и ловко подцепив ее мысом ботинка, откинул клапан, порылся, засунув руку по самый локоть, — вот, пожалуйста. Это тебя устроит?

Лин задохнулся от восхищения.

— О-о-о, да-а-а…

— Я смотрю, тебя легко порадовать, — по-доброму усмехнулся Нил. — Но кончай пускать слюни и покажи мне себя.

Впервые Лин рисовал, потому что его попросили. Раньше портреты он больше воровал украдкой, срисовывал тайком, редко кто позировал ему специально, да и не интересовались его «художествами».

Нил стал первым.

Оловянный волновался, чувствуя, что от его доморощенного мастерства, от того, как он себя зарекомендует, зависит ближайшее расчетное будущее. Крокодил терпеливо выждал, а потом бесцеремонно отнял набросок.

Долго молчал. Лин не выдержал и нервно влез:

— Нил, я еще не закончил, это просто…

— Это просто чудесно, хвостатый. Кто учил тебя?

Первый покраснел — от шеи до ушей.

— Никто. Я сам. Сам себя учил.

— Самоучка, значит, — Крокодил кинул на него острый, по-взрослому заинтересованный взгляд, — поздравляю, ты принят. Теперь моя очередь удивлять.

***