ПВТ. Лут (СИ)

— Щука… — нечленораздельно, через рот, набитый кашей из слюны, зубов и крови, прошипел тать, — щука…

— Щука! — расхохотался подхвативший идею Дятел.

Медяну всегда неприятно изумляла его замечательная способность появляться вдруг и сразу, но обрадовалась она цыгану как родному.

Дятел сгреб ближайшего бандита и с размаху приложил головой о борт. Та чпокнула, будто свежая капустная кочерыжка.

Девушка присела, на четвереньках метнулась к лестнице на вторую палубу, но дорогу заступил еще один лишенец, нагнулся — и рыжая, отчаянно заорав, вцепилась ему в лицо. В обнимку покатились по палубе, девушка рвала зубами и царапалась, ожидая холод лезвия в животе, но мужик пытался отодрать ее от себя. В результате отодрал, вместе с собственным ухом.

Дико поглядел, слепо шаря по поясу, наконец, выхватил нож и до пояса распался на две половины. Дятел с ухмылкой тряхнул чужим мачете, сбрасывая кровь. Одобрительно подмигнул Медяне.

— А ты зубастая… Щука.

— Откуда они все повылезали? — простонала девушка, держась за живот и гадая, куда делось оторванное ухо и почему во рту странный такой вкус.

— Это прилипалы, думаю. — Дятел почесал револьвером в затылке. — Заблудились, приткнулись к Рыбе, так и остались. Боюсь предположить, что они тут жрали, хреновы каннибалы.

Еще одного Дятел поймал хребтом об колено, а после без сантиментов добил выстрелом в лицо. Очень скоро палуба очистилась от посторонних.

Медяна, тяжело дыша, поднялась и тут же шлепнулась обратно, поскользнувшись в крови.

Цыган заржал, помог подняться, вздернув за шиворот.

— Это ничего, спервоначалу все падают…

Волоха хмуро оглядел кровавый пляж, вполуха слушая доклад взъерошенного Буланко.

Можно, капитан?

Голос Еремии аж подрагивал от жадного нетерпения.

— Забирай, — кивнул русый, убедившись, что Дятел с присущим ему цыганским педантизмом освободил тела от бренных материальных ценностей.

Сам он трофеями с трупов особо не интересовался. Или — подумала девушка — мог позволить себе не интересоваться при наличии старпома.

Медяна попятилась к борту, когда кровь вдруг начала всасываться в палубу.

— Эта… — ткнула пальцем. — Это…

Волоха прислонился к арфе. Оглаживая ее, спокойно пояснил.

— На высоких рейсах корабеллы тратят массу энергии. Чтобы восполнить ее, им порой приходится тянуть силу из экипажа. Обычно для этой цели в дорогу берутся батарейки, живые источники питания. Ну, или пленники, как повезет…

Медяна кивнула, наблюдая, как тела медленно погружаются в палубу, точно поглощаемые зыбучим песком. Странно, раньше ей и в голову не приходил механизм питания корабелл. Вот так вот, экзогенно, всей поверхностью тела… Зрелище поглощения завораживало и отвращало — две стороны одной медали Лута. Очень скоро Еремия блестела, как свежеотмытая.

— За счет полученной от переваривания энергии Еремия может формировать новые отсеки, поддерживать пригодную для жизни атмосферу и просто перемещаться.

— Но это мерзко, — сглотнула рыжая.

— Добро пожаловать на борт, — ухмыльнулся Дятел.

***

Холодные пальцы сквозняка повели его за собой, к распавшейся двери. Выпь остановился. Ладони вспотели, голову обнесло жаром.

Я знаю это место.

Зал Памяти или Зал Летописей. Выпь выключил фонарь, толку от него было не больше чем от свечи на пожаре. Глубоко затянулся сухим воздухом, разбавленным густым шорохом вращающихся костяных цилиндров. Печатей Памяти. Их было — от пола до потолка, они сидели на толстых тяжах и белых шестах. Катушки ниток, коконы, бусины, все сравнения отчасти были уместны.

Самое страшное и странное — Выпь доподлинно знал, что перед ним и как этим пользоваться.

Медленно протянул руку. Ближайший цилиндр замедлился, на боках его различимыми сделались глубокие слепые насечки. Выпь коснулся их пальцами.

…Инаки, Шагающие — ноги их оберни соломой, выставь против геликтитов, зарев и пагубы, оное же полезно против многоглазого щита и лоска… От фрама же защита…

Отдернул пальцы, и быстрый шепот в голове скрылся.

— И лоска… — повторил для себя Выпь.

Так же медленно вернул пальцы на бок цилиндра — и тот закружился быстрее, и голоса в голове сплелись в стройный хор.

Выпь шел, один в узком проходе между странно скроенной этой машинерией, прядильными станками истории, нотным станом, тонко настроенным инструментом. Скользил пальцами обеих рук по проворачивающимся вхолостую цилиндрам. Касался наугад, вразнобой. Вырезанные символы, буквы — через зрячие подушечки пальцев, через нервы текло в мозг. Насыщали память, и та вбирала знания, словно губка морскую воду.