ПВТ. Сиаль (СИ)

Понимание всплыло изнутри, вытопилось из костей. Вылущилось из памяти крови.

— Третий, — вспомнил Выпь.

— Второй, — свистящим шепотом подхватил Юга, не спуская с пастуха ополоумевшего, проваливающего взгляда.

Выпь опустил веки.

Второй со свистом втянул воздух — и оскалился на выдохе.

Третий был слабее. Неактивной стадии, хрупкий, словно человек.

Откуда только взялся?

— Нет, нет, не надо! — черноволосый попытался извернуться, а когда понял, что от Второго не сбежать, попробовал защищаться.

Вторые всегда были крупнее, сильнее — даже этот, молодой, даже без плетчатого голоса, под которым иные погибали.

Сломал ему — с влажным треском — руки в запястьях. Третий не мог кричать от боли, горло залеплял густой, плотный ужас близкой, неотвратимой, отвратительной смерти.

Схлопнулась реберная клеть.

Тонкие кости.

Детеныш. Их надо давить в этой поре, пока они мягкие, с короткими волосами, неразвитым шерлом. Не умеющие танцевать. Второй помнил, на что способны взрослые особи.

Странно только, что этот оказался одиночкой — не иначе, отбился.

Тем лучше.

Второй отбросил обмякшее тело, сосредоточенно вытер ладони о жесткую ткань штанов. Что за странный материал? Почему он без шлема? И почему детеныш Третьих — не в форме их рода, смоляных доспехах, не в черном, глухом под горло ангобе, обязанном защищать владельца?

Выпь вздохнул и открыл глаза.

— Юга? — кажется, это было единственное, что он мог сказать.

Единственное, что он мог думать.

— Юга?! — зрение сбоило, в тумане плясали двоящиеся уличные огни, уши забивал глухой стук крови.

Крови.

Схватывающейся на руках, черной каймой засыхающей под ногтями. Скобой стискивающей виски.

Это сделал он.

— Юга...

Несмело взял за плечо, потянул, оборачивая. Прянул назад.

Облюдок ненамного пережил свою названую мать.

Выпь не мог представить, как можно сотворить подобное — голой силой, без всяких подручных средств. Раздавить, смять, изломать, своей волей превратить что-то красивое, живое — в перемолотое нечто.

Протянул руку (закрыть чудом сохранившиеся глаза, коснуться вдруг уцелевших, слишком зеленых бус) — и мигом отдернул, отскочил, когда влажно, тяжело завозились напитые кровью волосы. Заизвивались, заволновались, вытянулись, как живые, окутывая тело блестящим коконом.

Выпь молча стоял, с места его даже тахи не сбил бы.

Волосы полностью укрыли своего хозяина.

А потом Юга извернулся и сел — без усилия малейшего, словно его вздернули на нитках — и тогда только Выпь вжался хребтом в ледяной бок мертвого Дома.

Волосы расплелись с густым шепотом, собрались в косу. Юга встал. Глянул дико на руки свои, коснулся лица.

Круто обернулся.

Выпь заставил себя смотреть — Юга был бледен, как туман над Сухим Морем, но лицо его больше не уродовали глубокие раны. Глаза казались пробоинами, через которые затапливала веко чернота.

Так, глядя друг на друга, стояли — а потом Юга медленно, спиной пятясь, начал уходить, уходить, и — скрылся вовсе.

Выпь только тогда понял, что держала его самого — жестокая дрожь.

***

...Те, кто ходили в Сухое Море, после возвращения имели вид странный и чужой. Почти все наведывались в Портовые Дома, где пили темноту напролет разведенный в воде белый порошок. Напиток получался странным, шипуче-обжигающе-сладким, и голова от него делалась будто в тумане.

Выпь не хотел думать.

Не хотел помнить.

Не желал понимать.

Следовало уйти из Городца как можно скорее. Он физически не стерпит Юга на одной территории, в пределах одной грады.

Потому что. Второй. Третий.

Но Серебрянка?

Мысли путались, бежали по кругу, а после очередной кружки вовсе свалились куда-то на дно Провала.

Выпь смутно осознавал себя в компании полузнакомых портовых, распевающих и хохочущих, в один момент на коленях у него оказалась какая-то девка, на губах — слюнявый рот, потом они шатались по улицам, кажется, с кем-то дрались, потом явились вердо...

— Ну, ты отколол, парень, — без лишней злобы, отчасти участливо, сказал рыжий вердо.

Маркировщик. Гаер.

— Еще хочешь, чтобы мы тебя забрали, не?

Он говорил «мы», привычно сращивая себя с лишенными собственной воли руками, ожидающими распоряжений за стеной служебного кабинета. В Доме Порядка стояла прохладная тишина.

— Я убил его, — после порошка голос казался совсем чужим, шершавым и колючим.

Вердо поднял бровь:

— Кого это?

— Я убил его, и он больше не захочет меня видеть. И я не хочу себя. Видеть. Чувствовать. Заприте меня. Пожалуйста.

Гаер потер высокий лоб. Устало вздохнул:

— В толк не возьму, отчего тебя приволокли ко мне?

— Я сказал. Я сказал им — отведите меня к вашему хозяину. Они привели к вам. А вы должны запереть меня.

Должны запереть меня.

Гаер сощурился. Поднялся из-за стола, в два быстрых шага подошел к парню. Тот выглядел паршиво. Словно был тяжко болен.

— Скажи еще, — потребовал рыжий, оглядывая Выпь, как беглого преступника, за которого Князь посулил немалую награду.

— Заприте меня.

— Потому что...?

— Я убил его.

— Его...?

— Юга.

— И...?

— Волосы. Волосы оплели его и сделали вновь живым. Он встал и ушел, но больше я не смогу. Заприте меня.