Земля вздрогнула. По баргастам прокатилась волна от удара. Морозный воздух заполнился воплями. Началась рукопашная.
Секара, с красным, стремительно опухающим лицом, поднялась на ноги.
– Всем – на ту сторону от телег! – закричала она. – Все до одного – на ту сторону! Там строиться!
Ее отряд пришел в движение.
Еще один залп лучников, и Сагал присел, укрываясь за кожаным щитом. В подложку из плотно переплетенного тростника дважды глухо ударило, и он дернулся, почувствовав, как укололо руку. Под наручем заструилась теплая кровь. Он выругался. Брат выбрал наилучшее из имевшихся место для битвы, вот только против конных лучников-акриннаев им стоило поискать более пересеченную местность. Серьезную гряду холмов, и чтоб побольше камней, канав и оврагов.
А так ублюдкам и приближаться-то не нужно – до тех пор, во всяком случае, пока стрелы не кончатся, – а баргастам приходится умирать, даже не удостоившись чести скрестить с врагом клинки. Лишь слушая топот конских копыт, что проносятся мимо, сея смерть.
В следующий раз Сагал пригибаться не будет, но возглавит атаку – прямо наперерез лучникам –
Ливень из стрел начал утихать, Сагал обождал еще мгновение – поскольку стук копыт все не удалялся, – вот только со звуками этим утром вообще что-то странное творится. И все-таки… он вроде бы тяжелей сделался? Он опустил щит, выпрямился и принялся, моргая, всматриваться в противника, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в этом мраке.
Из долины что-то стремительно надвигалось, да так, что дрожал весь холм.
Из-за прикрытия лучников на них выехали три клина конных копейщиков. Уже не было времени ни смыкать ряды, ни хвататься за пики. Он яростно уставился на врага, обнажил тальвар:
– Они здесь! Здесь!
Баргасты заворчали, словно огромный разбуженный зверь. Вверх по склону к ним неслись тысячи копий, Белолицые ответили дружным ревом, в последнее мгновение масса барахнов бросилась навстречу железным клыкам. Передние ряды исчезли, нырнув под копья, тяжелые клинки ударили лошадям по ногам. Животные с диким ржанием падали, атака мгновенно остановилась, увязнув в кипящей стене резни, острия клиньев словно расплющились в диком, яростном водовороте.
Сагал, весь залитый выплеснувшимся содержимым конского брюха, вскочил на ноги, завывая, подобно демону.
Он чувствовал, что конница уже пытается отступать, – словно гигантский сломанный клинок, зазубренный и затупившийся. Он с воем устремился еще глубже в гущу схватки, зная, что его товарищи делают сейчас то же самое. Нет уж, так просто мы вас не отпустим, ни в коем разе.
Скипетру Иркулласу оставалось лишь смотреть, как тяжелые копейщики изо всех сил пытаются вырваться с баргастского фланга. Десятки прекраснейших воинов и отлично обученных лошадей умирали с каждым глотком воздуха, проходившим сквозь его саднящие легкие, но помочь он им ничем не мог. Отступление должно быть как можно более беспорядочным и медленным, чтобы вытянуть за собой вниз по склону побольше врагов. Нужно будет убедиться, что в бойню ввязался весь фланг, а уже потом пускать им за спину конных лучников, а сразу за ними легкую пехоту и следом – фалангу сафинандцев, только это гарантировало, что фланг на склоне останется отрезан и беззащитен. Тогда можно двигать на него и основные силы вооруженной копьями и топорами конницы, они послужат молотом, а сафинандцы – наковаль- ней.