Стори не послушалась. Она нагнулась, подобрала с земли камень и кинулась к ним.
Значит, умрем все вместе.
Стави споткнулась, упала на колени и проехалась ими по жесткой траве. Слезы от жгучей боли хлынули еще сильней, мир вокруг расплылся. Брат забился и вырвался из рук – чтобы бежать, так быстро, как позволяют коротенькие ножки…
Но нет, он развернулся навстречу приближающемуся воину. Он ведь им не чужой, нет? Конечно, это один из родичей. А под сенью родства всегда так безопасно.
– Не в этот раз, – прошептала Стави.
Сатанд поудобней перехватил нож и замедлил бег, поскольку погоня подошла к концу – теперь-то им уж точно некуда деться.
Плечо пульсировало, ключица стреляла острой болью – он и руку-то поднять не мог – мерзавка ее сломала.
Вот только ярость его уже почти утихла. Они ведь не выбирали родителей, и никто не выбирает. Просто… не повезло, и все. Но так уж устроен мир. Потомство правителей наследует не только власть, но и то, что происходит после ее падения. В ночь кровопролития, когда неудовлетворенные амбиции захлестывают все кругом, словно черная саранча.
Он увидел, как одна из девчонок подняла камень, и кивнул – ее дерзость его порадовала. Пусть по крови она баргастка лишь наполовину, но именно эта половина взяла сейчас верх. С нее и придется начать.
– Что происходит? – спросила его другая девчонка, рядом с мальчиком. – Сатанд?
Он оскалил зубы. Если найти правильные слова, можно будет обойтись без драки.
– Вы теперь сироты, – начал он. – Ваши родители…
Он почти что и не заметил камня, ударившего его чуть повыше левого глаза. Выругался от боли и неожиданности, потом потряс головой. Глаз заливала кровь, он им ничего не видел.
– Духи вас забери, – расхохотался он. – Столько ран не во всяком бою получаешь! Вот только… мне и одного глаза хватит. Как и одной руки.
Сатанд двинулся к ним. Мальчик глядел на него круглыми, непонимающими глазами. Потом вдруг улыбнулся и протянул навстречу руки.
Сатанд сбился с шага.
Двойняшки смотрели на него, не двигаясь с места. Бросятся ли они защищать брата? Он подозревал, что да. Пусть даже всего лишь ногтями и зубами.
– Я вами горжусь, – произнес он. – Всеми тремя. Но будет так, как должно.
Мальчик издал радостный крик.
Сатанда что-то стукнуло в спину. Он пошатнулся, нож выпал из руки. Сатанд хмуро на него уставился. Зачем это он бросил оружие? И почему уходят силы? Он уже стоял на коленях и глядел в глаза мальчику своим единственным глазом – их головы теперь были на одном уровне.
Вторая стрела ударила ему точно посреди лба, пробила кость и прошла сквозь мозг.
Он так и не понял, откуда она прилетела.
У Стави подогнулись ноги, она осела на землю. Сестра подбежала к брату, подхватила на руки. Тот завизжал от удовольствия.
В зеленоватой полумгле Стави могла различить силуэт всадника за шестьдесят с чем-то шагов от них. Во всем этом было что-то не так, она попыталась понять, в чем же неправильность, – и у нее перехватило дыхание.
– Отцовская.
Всадник неспешно тронулся к ним.
Сестра за спиной у Стави произнесла:
– Это не отец.
– Не отец. Но ты на стрелы взгляни!
Стори снова опустила мальчика на землю.
– Я их вижу. Я вижу, Стави.
Когда воин приблизился, они смогли разглядеть, что и с ним самим что-то не так – как и с его конем. Животное было слишком тощим, шкура его местами протерлась чуть ли не насквозь, почерневшие зубы тускло блестели, в глазницах же – ни света, ни жизни.
Не лучше выглядел и сам всадник. Однако в руке он сжимал костяной лук, а в колчане за седлом виднелся с десяток сработанных Оносом Т’лэнном стрел. Надвинутый на голову капюшон скрывал то, что осталось от лица, и был, похоже, совершенно неподвластен порывам бури. Он еще больше замедлил коня, а в дюжине шагов от них остановил, натянув поводья.
Похоже, всадник их разглядывал. Стави на миг поймала неясную искорку в его глазу – единственном.
– Мальчик – да, – сказал он по-даруджийски, только даруджийский у него был с малазанским акцентом. – Но не вы двое.
Стави похолодела. Ладошка сестры скользнула в ее ладонь.